Итоги летних Олимпийских игр 1948 года. 1948 олимпийские игры летние

Летние Олимпийские игры 1948 — Википедия (с комментариями)

Развитие<td rowspan="9">

</td><tr><td colspan="2"></td></tr><tr><th scope="row">Периоды истории</th><td></div></td></tr><tr><td colspan="2"></td></tr><tr><th scope="row">События</th><td></div></td></tr><tr><td colspan="2"></td></tr><tr><th scope="row">Правительство</th><td></div></td></tr><tr><td colspan="2"></td></tr><tr><th scope="row">Сити</th><td></div></td></tr></table></td></tr></table>

Отрывок, характеризующий Летние Олимпийские игры 1948

– Cher docteur, – сказала она ему, – ce jeune homme est le fils du comte… y a t il de l'espoir? [этот молодой человек – сын графа… Есть ли надежда?] Доктор молча, быстрым движением возвел кверху глаза и плечи. Анна Михайловна точно таким же движением возвела плечи и глаза, почти закрыв их, вздохнула и отошла от доктора к Пьеру. Она особенно почтительно и нежно грустно обратилась к Пьеру. – Ayez confiance en Sa misericorde, [Доверьтесь Его милосердию,] – сказала она ему, указав ему диванчик, чтобы сесть подождать ее, сама неслышно направилась к двери, на которую все смотрели, и вслед за чуть слышным звуком этой двери скрылась за нею. Пьер, решившись во всем повиноваться своей руководительнице, направился к диванчику, который она ему указала. Как только Анна Михайловна скрылась, он заметил, что взгляды всех, бывших в комнате, больше чем с любопытством и с участием устремились на него. Он заметил, что все перешептывались, указывая на него глазами, как будто со страхом и даже с подобострастием. Ему оказывали уважение, какого прежде никогда не оказывали: неизвестная ему дама, которая говорила с духовными лицами, встала с своего места и предложила ему сесть, адъютант поднял уроненную Пьером перчатку и подал ему; доктора почтительно замолкли, когда он проходил мимо их, и посторонились, чтобы дать ему место. Пьер хотел сначала сесть на другое место, чтобы не стеснять даму, хотел сам поднять перчатку и обойти докторов, которые вовсе и не стояли на дороге; но он вдруг почувствовал, что это было бы неприлично, он почувствовал, что он в нынешнюю ночь есть лицо, которое обязано совершить какой то страшный и ожидаемый всеми обряд, и что поэтому он должен был принимать от всех услуги. Он принял молча перчатку от адъютанта, сел на место дамы, положив свои большие руки на симметрично выставленные колени, в наивной позе египетской статуи, и решил про себя, что всё это так именно должно быть и что ему в нынешний вечер, для того чтобы не потеряться и не наделать глупостей, не следует действовать по своим соображениям, а надобно предоставить себя вполне на волю тех, которые руководили им. Не прошло и двух минут, как князь Василий, в своем кафтане с тремя звездами, величественно, высоко неся голову, вошел в комнату. Он казался похудевшим с утра; глаза его были больше обыкновенного, когда он оглянул комнату и увидал Пьера. Он подошел к нему, взял руку (чего он прежде никогда не делал) и потянул ее книзу, как будто он хотел испытать, крепко ли она держится. – Courage, courage, mon ami. Il a demande a vous voir. C'est bien… [Не унывать, не унывать, мой друг. Он пожелал вас видеть. Это хорошо…] – и он хотел итти. Но Пьер почел нужным спросить: – Как здоровье… Он замялся, не зная, прилично ли назвать умирающего графом; назвать же отцом ему было совестно. – Il a eu encore un coup, il y a une demi heure. Еще был удар. Courage, mon аmi… [Полчаса назад у него был еще удар. Не унывать, мой друг…] Пьер был в таком состоянии неясности мысли, что при слове «удар» ему представился удар какого нибудь тела. Он, недоумевая, посмотрел на князя Василия и уже потом сообразил, что ударом называется болезнь. Князь Василий на ходу сказал несколько слов Лоррену и прошел в дверь на цыпочках. Он не умел ходить на цыпочках и неловко подпрыгивал всем телом. Вслед за ним прошла старшая княжна, потом прошли духовные лица и причетники, люди (прислуга) тоже прошли в дверь. За этою дверью послышалось передвиженье, и наконец, всё с тем же бледным, но твердым в исполнении долга лицом, выбежала Анна Михайловна и, дотронувшись до руки Пьера, сказала: – La bonte divine est inepuisable. C'est la ceremonie de l'extreme onction qui va commencer. Venez. [Милосердие Божие неисчерпаемо. Соборование сейчас начнется. Пойдемте.] Пьер прошел в дверь, ступая по мягкому ковру, и заметил, что и адъютант, и незнакомая дама, и еще кто то из прислуги – все прошли за ним, как будто теперь уж не надо было спрашивать разрешения входить в эту комнату.

Пьер хорошо знал эту большую, разделенную колоннами и аркой комнату, всю обитую персидскими коврами. Часть комнаты за колоннами, где с одной стороны стояла высокая красного дерева кровать, под шелковыми занавесами, а с другой – огромный киот с образами, была красно и ярко освещена, как бывают освещены церкви во время вечерней службы. Под освещенными ризами киота стояло длинное вольтеровское кресло, и на кресле, обложенном вверху снежно белыми, не смятыми, видимо, только – что перемененными подушками, укрытая до пояса ярко зеленым одеялом, лежала знакомая Пьеру величественная фигура его отца, графа Безухого, с тою же седою гривой волос, напоминавших льва, над широким лбом и с теми же характерно благородными крупными морщинами на красивом красно желтом лице. Он лежал прямо под образами; обе толстые, большие руки его были выпростаны из под одеяла и лежали на нем. В правую руку, лежавшую ладонью книзу, между большим и указательным пальцами вставлена была восковая свеча, которую, нагибаясь из за кресла, придерживал в ней старый слуга. Над креслом стояли духовные лица в своих величественных блестящих одеждах, с выпростанными на них длинными волосами, с зажженными свечами в руках, и медленно торжественно служили. Немного позади их стояли две младшие княжны, с платком в руках и у глаз, и впереди их старшая, Катишь, с злобным и решительным видом, ни на мгновение не спуская глаз с икон, как будто говорила всем, что не отвечает за себя, если оглянется. Анна Михайловна, с кроткою печалью и всепрощением на лице, и неизвестная дама стояли у двери. Князь Василий стоял с другой стороны двери, близко к креслу, за резным бархатным стулом, который он поворотил к себе спинкой, и, облокотив на нее левую руку со свечой, крестился правою, каждый раз поднимая глаза кверху, когда приставлял персты ко лбу. Лицо его выражало спокойную набожность и преданность воле Божией. «Ежели вы не понимаете этих чувств, то тем хуже для вас», казалось, говорило его лицо. Сзади его стоял адъютант, доктора и мужская прислуга; как бы в церкви, мужчины и женщины разделились. Всё молчало, крестилось, только слышны были церковное чтение, сдержанное, густое басовое пение и в минуты молчания перестановка ног и вздохи. Анна Михайловна, с тем значительным видом, который показывал, что она знает, что делает, перешла через всю комнату к Пьеру и подала ему свечу. Он зажег ее и, развлеченный наблюдениями над окружающими, стал креститься тою же рукой, в которой была свеча. Младшая, румяная и смешливая княжна Софи, с родинкою, смотрела на него. Она улыбнулась, спрятала свое лицо в платок и долго не открывала его; но, посмотрев на Пьера, опять засмеялась. Она, видимо, чувствовала себя не в силах глядеть на него без смеха, но не могла удержаться, чтобы не смотреть на него, и во избежание искушений тихо перешла за колонну. В середине службы голоса духовенства вдруг замолкли; духовные лица шопотом сказали что то друг другу; старый слуга, державший руку графа, поднялся и обратился к дамам. Анна Михайловна выступила вперед и, нагнувшись над больным, из за спины пальцем поманила к себе Лоррена. Француз доктор, – стоявший без зажженной свечи, прислонившись к колонне, в той почтительной позе иностранца, которая показывает, что, несмотря на различие веры, он понимает всю важность совершающегося обряда и даже одобряет его, – неслышными шагами человека во всей силе возраста подошел к больному, взял своими белыми тонкими пальцами его свободную руку с зеленого одеяла и, отвернувшись, стал щупать пульс и задумался. Больному дали чего то выпить, зашевелились около него, потом опять расступились по местам, и богослужение возобновилось. Во время этого перерыва Пьер заметил, что князь Василий вышел из за своей спинки стула и, с тем же видом, который показывал, что он знает, что делает, и что тем хуже для других, ежели они не понимают его, не подошел к больному, а, пройдя мимо его, присоединился к старшей княжне и с нею вместе направился в глубь спальни, к высокой кровати под шелковыми занавесами. От кровати и князь и княжна оба скрылись в заднюю дверь, но перед концом службы один за другим возвратились на свои места. Пьер обратил на это обстоятельство не более внимания, как и на все другие, раз навсегда решив в своем уме, что всё, что совершалось перед ним нынешний вечер, было так необходимо нужно. Звуки церковного пения прекратились, и послышался голос духовного лица, которое почтительно поздравляло больного с принятием таинства. Больной лежал всё так же безжизненно и неподвижно. Вокруг него всё зашевелилось, послышались шаги и шопоты, из которых шопот Анны Михайловны выдавался резче всех. Пьер слышал, как она сказала: – Непременно надо перенести на кровать, здесь никак нельзя будет… Больного так обступили доктора, княжны и слуги, что Пьер уже не видал той красно желтой головы с седою гривой, которая, несмотря на то, что он видел и другие лица, ни на мгновение не выходила у него из вида во всё время службы. Пьер догадался по осторожному движению людей, обступивших кресло, что умирающего поднимали и переносили. – За мою руку держись, уронишь так, – послышался ему испуганный шопот одного из слуг, – снизу… еще один, – говорили голоса, и тяжелые дыхания и переступанья ногами людей стали торопливее, как будто тяжесть, которую они несли, была сверх сил их. Несущие, в числе которых была и Анна Михайловна, поровнялись с молодым человеком, и ему на мгновение из за спин и затылков людей показалась высокая, жирная, открытая грудь, тучные плечи больного, приподнятые кверху людьми, державшими его под мышки, и седая курчавая, львиная голова. Голова эта, с необычайно широким лбом и скулами, красивым чувственным ртом и величественным холодным взглядом, была не обезображена близостью смерти. Она была такая же, какою знал ее Пьер назад тому три месяца, когда граф отпускал его в Петербург. Но голова эта беспомощно покачивалась от неровных шагов несущих, и холодный, безучастный взгляд не знал, на чем остановиться. Прошло несколько минут суетни около высокой кровати; люди, несшие больного, разошлись. Анна Михайловна дотронулась до руки Пьера и сказала ему: «Venez». [Идите.] Пьер вместе с нею подошел к кровати, на которой, в праздничной позе, видимо, имевшей отношение к только что совершенному таинству, был положен больной. Он лежал, высоко опираясь головой на подушки. Руки его были симметрично выложены на зеленом шелковом одеяле ладонями вниз. Когда Пьер подошел, граф глядел прямо на него, но глядел тем взглядом, которого смысл и значение нельзя понять человеку. Или этот взгляд ровно ничего не говорил, как только то, что, покуда есть глаза, надо же глядеть куда нибудь, или он говорил слишком многое. Пьер остановился, не зная, что ему делать, и вопросительно оглянулся на свою руководительницу Анну Михайловну. Анна Михайловна сделала ему торопливый жест глазами, указывая на руку больного и губами посылая ей воздушный поцелуй. Пьер, старательно вытягивая шею, чтоб не зацепить за одеяло, исполнил ее совет и приложился к ширококостной и мясистой руке. Ни рука, ни один мускул лица графа не дрогнули. Пьер опять вопросительно посмотрел на Анну Михайловну, спрашивая теперь, что ему делать. Анна Михайловна глазами указала ему на кресло, стоявшее подле кровати. Пьер покорно стал садиться на кресло, глазами продолжая спрашивать, то ли он сделал, что нужно. Анна Михайловна одобрительно кивнула головой. Пьер принял опять симметрично наивное положение египетской статуи, видимо, соболезнуя о том, что неуклюжее и толстое тело его занимало такое большое пространство, и употребляя все душевные силы, чтобы казаться как можно меньше. Он смотрел на графа. Граф смотрел на то место, где находилось лицо Пьера, в то время как он стоял. Анна Михайловна являла в своем положении сознание трогательной важности этой последней минуты свидания отца с сыном. Это продолжалось две минуты, которые показались Пьеру часом. Вдруг в крупных мускулах и морщинах лица графа появилось содрогание. Содрогание усиливалось, красивый рот покривился (тут только Пьер понял, до какой степени отец его был близок к смерти), из перекривленного рта послышался неясный хриплый звук. Анна Михайловна старательно смотрела в глаза больному и, стараясь угадать, чего было нужно ему, указывала то на Пьера, то на питье, то шопотом вопросительно называла князя Василия, то указывала на одеяло. Глаза и лицо больного выказывали нетерпение. Он сделал усилие, чтобы взглянуть на слугу, который безотходно стоял у изголовья постели.

Скрытые категории:

Go Vikipedi - Летние Олимпийские игры 1948 — Википедия

XIV летние Олимпийские игры проводились в Лондоне (Великобритания) с 29 июля по 14 августа 1948 года. Это были первые Олимпийские игры после 12-летнего перерыва, вызванного Второй мировой войной. Предыдущие игры проводились в Берлине; в 1940 году были отменены Игры в Хельсинки, а в 1944 году Игры в Лондоне.

Олимпийские игры 1948 года стали известны как «Суровые Игры» (англ. Austerity Games), поскольку проводились в спартанских условиях, в обстановке послевоенной разрухи и во время восстановления разрушенных мировой войной национальных хозяйств. Для Олимпиады не было возведено ни одного нового сооружения, поэтому атлеты соревновались в условиях, максимально приближенных к спартанским.

На играх о себе заявила голландская легкоатлетка Фанни Бланкерс-Кун, завоевавшая четыре золотых медали, причём во время соревнований она была беременна. В десятиборье победу одержал 17-летний американец Роберт «Боб» Матиас, ставший самым молодым олимпийским чемпионом. В спортивной гимнастике разгромную победу одержала сборная Финляндии: лидер команды Вейкко Хухтанен стал чемпионом в многоборье, в командном первенстве не было равных именно финской сборной, а в упражнениях на коне Хухтанен и его товарищи Пааво Алтонен и Хейкки Саволайнен и вовсе выиграли сразу три золотые медали, оставив серебро и бронзу нераспределёнными. В футболе успех праздновала сборная Швеции, ведомая ударным трио Гре-Но-Ли в составе Гуннара Грена, Гуннара Нордаля и Нильса Лидхольма.

Выбор столицы

В июне 1939 года Международный олимпийский комитет на очередной сессии выбрал столицу Игр 1944 года: Лондон сумел выиграть тендер, обойдя заявки Рима, Детройта, Будапешта, Лозанны, Хельсинки, Монреаля и Афин[1]. Однако из-за Второй мировой войны игры были отменены. В 1948 году Лондон подал заявку по инициативе короля Георга VI. Несмотря на возражения британцев и призывы отдать право на проведение Игр какому-либо городу из США, король заявил, что Игры станут отличным шансом для восстановления разрушенной войной Великобритании. В официальном отчёте подтверждалось, что заявка Лондона была подана без какого-либо давления со стороны:

Игры 1944 года должны были состояться в Лондоне, и вышло так, что в октябре 1945 года председатель Британского Олимпийского Совета лорд Бёрли во время визита в Стокгольм узнал, что президент МОК обсуждает вопрос о целесообразности проведения игр в Лондоне. В итоге был созван исследовательский комитет по просьбе Британского Олимпийского Совета, чтобы разобраться в некоторых деталях возможного проведеня игр. После несколько совещаний члены комитета рекомендовали Совету принять в делегацию Лорда-Майора Лондона для подачи заявки на проведение игр в 1948 году. [2]

Оригинальный текст (англ.)

The Games of 1944 had been allocated to London and so it was that in October 1945, the chairman of the British Olympic Council, Lord Burghley, went to Stockholm and saw the president of the International Olympic Committee to discuss the question of London being chosen for this great event. As a result, an investigating committee was set up by the British Olympic Council to work out in some detail the possibility of holding the Games. After several meetings they recommended to the council that the Lord Mayor of London should be invited to apply for the allocation of the Games in 1948.

В марте 1946 года Международный олимпийский комитет путём тайного голосования из числа претендентов выбрал Лондон столицей Олимпийских игр 1948 года. Англичане опередили в этой гонке делегации Балтимора, Миннеаполиса, Лозанны и Филадельфии. На том же голосовании было принято решение о проведении Зимних Игр 1948 года в Санкт-Морице[3]. Таким образом, эти игры стали для Лондона вторыми.

Нововведения

Впервые в истории олимпиад спринтеры начинали бег со стартовых колодок.
Впервые игры транслировались по национальному телевидению[4].
Впервые была создана волонтёрская программа для помощи в организации игр.

Участники

В играх приняли участие 59 стран, что стало рекордом для Олимпиады. Участниками стали 4104 спортсмена: 3714 мужчин и 390 женщин. Германия и Япония как страны, развязавшие Вторую мировую войну, были исключены из МОК и не получили право на участие в Олимпиаде. СССР получил приглашение на игры, однако принял решение не отправлять свою делегацию и отложил своё участие до 1952 года. Впервые приняли участие команды из Венесуэлы, Ливана, Мьянмы (Бирмы), Сирии, Пуэрто-Рико и Шри-Ланки (Цейлона).

Церемония открытия игр

Открытие Олимпийских игр. Лондон, 1948

Церемония открытия игр состоялась 29 июля и началась в 14:00 по местному времени. На стадионе «Уэмбли» присутствовало более 85 тысяч зрителей. Церемония началась с торжественного выступления военного оркестра. В 14:35 на стадион прибыли основные представители делегаций стран-участниц, в 14:45 на стадионе появились король Георг VI, его жена королева Елизавета, мать монарха королева Мария и другие члены британской королевской семьи. В 15:00 начался парад стран-участниц, который продолжался в течение 50 минут. По традиции первой шла сборная Греции, а замыкала шествие сборная страны-хозяйки (Великобритания). Вступительную речь начал лорд Бёрли, инициатор заявки Лондона на Игры 1948 года. Король в своей речи заявил следующее:

Час пробил. Мечта, которая ранее была лишь видением, сегодня стала славной реальностью. К 1945 году, когда закончился мировой конфликт, многие институты и организации распались и лишь сильнейшие выжили. Как, удивлялись многие, сумело выстоять великое Олимпийское движение?

Оригинальный текст (англ.)

The hour has struck. A visionary dream has today become a glorious reality. At the end of the worldwide struggle in 1945, many institutions and associations were found to have withered and only the strongest had survived. How, many wondered, had the great Olympic Movement prospered?

После приглашения атлетов на две недели «острого, но дружественного соревнования» король подтвердил, что Лондон является «тёплым пламенем надежды для лучшего понимания в мире, который почти выгорел дотла»[5]. В 16:00 торжественно пробил колокол Биг Бена, и Георг VI объявил игры открытыми. В небо были выпущены две с половиной тысячи голубей, а олимпийский флаг был поднят на высоту 11 метров. Королевская конная артиллерия отдала залп из 21 орудия, и факелоносец Джон Марк, совершив круг почёта по стадиону, зажёг Олимпийское пламя. Клятву спортсменов принёс Дональд Финлей, подполковник королевских ВВС (командир крыла). Все зрители на стадионе и спортсмены исполнили гимн Великобритании, в том числе и команда Греции. В 580-страничном отчёте об играх говорилось следующее:

Так были открыты Олимпийские игры в Лондоне под счастливым покровительством. Отлаженная и чёткая церемония, свидетелями которой были не только зрители на стадионе, но и радиослушатели по всему миру, и прекрасная погода в месте проведения церемонии привели к рождению духа, которым прониклись в течение следующих двух недель любители приводящего в трепет интенсивного спорта[6].

Оригинальный текст (англ.)

Thus were launched the Olympic Games of London, under the most happy auspices. The smooth-running Ceremony, which profoundly moved not only all who saw it but also the millions who were listening-in on the radio throughout the world, and the glorious weather in which it took place, combined to give birth to a spirit which was to permeate the whole of the following two weeks of thrilling and intensive sport.

Церемония открытия и более 60 часов спортивных соревнований транслировались в прямом эфире на телеканале BBC, и эти игры стали первыми, показанными по телевидению. Стоимость прав на трансляцию составила тысячу фунтов стерлингов[7].

Таблица медалей

В неофициальном зачёте сборная США одержала уверенную победу, выиграв 84 медали, 38 из которых были золотыми. Британцы завоевали 23 медали, из них три были золотыми.

Примечания

Ссылки

ru.gowikipedia.org

Летние Олимпийские игры 1948 — Википедия (с комментариями)

Развитие<td rowspan="9"></td><tr><td colspan="2"></td></tr><tr><th scope="row">Периоды истории</th><td></div></td></tr><tr><td colspan="2"></td></tr><tr><th scope="row">События</th><td></div></td></tr><tr><td colspan="2"></td></tr><tr><th scope="row">Правительство</th><td></div></td></tr><tr><td colspan="2"></td></tr><tr><th scope="row">Сити</th><td></div></td></tr></table></td></tr></table>

Отрывок, характеризующий Летние Олимпийские игры 1948

Что-то здесь было не так, но я никак не могла понять – что. Из всех моих умерших «гостей» ни один не находился здесь, на земле, так долго. Возможно, я была не права, и этот странный человек так любил свою жену, что никак не решался её покинуть?.. Хотя, если честно, в это мне верилось почему-то с большим трудом. Ну, не тянул он никак на «вечно-влюблённого рыцаря», даже с большой натяжкой… Мы подошли к дому… и тут я вдруг почувствовала, что мой незнакомец оробел. – Ну что, пойдёмте? – спросила я. – Ты же не знаешь, как меня зовут – пробормотал он. – Об этом вы должны были подумать ещё в начале, – ответила я. Тут вдруг у меня в памяти как будто открылась какая-то дверца – я вспомнила, что я знала об этих соседях… Это был довольно-таки «известный» своими странностями (в которые верила во всей нашей округе, по-моему, только я одна) дом. Среди соседей ходили слухи, что хозяйка видимо не совсем нормальная, так как она постоянно рассказывала какие-то «дикие» истории с летающими в воздухе предметами, самопишущими ручками, привидениями, и т.д. и т.п.... (очень хорошо похожие вещи показаны в фильме «Привидение», который я увидела уже много лет спустя). Соседка была очень приятной женщиной лет сорока пяти, у которой и вправду около десяти лет назад умер муж. И вот с тех пор у неё в доме и начались все эти невероятные чудеса. Я бывала у неё несколько раз, горя желанием узнать, что же там такое у неё происходит, но разговорить мою замкнутую соседку мне, к сожалению, так и не удалось. Поэтому сейчас я полностью разделяла нетерпение её странного мужа и спешила поскорее войти, заранее предвкушая то, что должно было, по моим понятиям, там произойти. – Меня зовут Влад – прохрипел мой бывший сосед. Я с удивлением на него взглянула, и поняла, что он, оказывается, очень боится… Но я решила не обращать на это внимания и вошла в дом. Соседка сидела у камина и вышивала подушку. Я поздоровалась и уже собиралась объяснить, зачем я сюда пришла, как она неожиданно быстро проговорила: – Пожалуйста, милая, уходи поскорее! Здесь может быть опасно. Бедная женщина была напугана до полусмерти, и я вдруг поняла, чего она так боится… Она, видимо, всегда чувствовала присутствие своего мужа, когда он к ней приходил!.. И все у неё случавшиеся раньше проявления полтергейста видимо происходили по его вине. Поэтому, опять почувствовав его присутствие, бедная женщина хотела меня всего лишь «уберечь» от возможного шока… Я ласково взяла её за руки и как можно мягче сказала: – Я знаю, чего вы боитесь. Пожалуйста, послушайте, что я хочу вам сказать, и всё это кончится навсегда. Я попыталась ей объяснить, как могла, о приходящих ко мне душах и о том, как я пытаюсь им всем помочь. Я видела, что она мне верит, но почему-то боится мне это показать. – Со мной ваш муж, Миля, и если хотите, можете поговорить с ним, – осторожно сказала я. К моему удивлению, она долго молчала, а потом тихо произнесла: – Оставь меня в покое, Влад, ты меня мучил достаточно долго. Уходи. Меня совершенно потрясло то, сколько муки было в голосе этой женщины!.. И, как оказалось, это потрясло не только меня, ответ ошарашил и её странного мужа, но только уже по-другому. Я почувствовала рядом с собой дикий вихрь чужой энергии, который буквально разрывал всё вокруг. Книги, цветы, чайная чашка – всё, что лежало на столе, с грохотом полетело в низ. Соседка побледнела, как полотно и поспешно начала выталкивать меня наружу. Но такими «эффектами», как швыряние чашек, меня уже очень давно было не испугать. Поэтому, я мягко отстранила бедную трясущуюся женщину и твёрдо сказала: – Если вы не прекращаете так гнусно пугать свою жену – я ухожу, и ищите себе кого-нибудь другого ещё столько же лет... Но мужчина не обращал на меня никакого внимания. Видимо все эти долгие годы он только и ждал, что кого-то всё-таки когда-нибудь найдёт, кто мог бы помочь ему «достать» его бедную жену и его десятилетняя «жертва» не пройдёт даром. И вот теперь, когда это наконец-то реально произошло – он полностью потерял над собой контроль... – Миля, Миленка, я так давно хотел сказать… пойдём со мной, родная... пойдём. Я один не могу... без тебя не могу столько лет... пойдём со мной. Он бессвязно лопотал что-то, повторяя всё время те же самые слова. И тут только до меня дошло, что по-настоящему хотел этот человек!!! Он просил свою живую красавицу жену уйти с ним в месте, что значило, просто – умереть… Тут я уже больше выдержать не могла. – Послушайте вы! Да вы ведь просто сумасшедший! – мысленно закричала я. – Я не буду говорить ей этих подлых слов! Убирайтесь туда, где вы давно уже должны были быть!.. Это как раз ваше место. Меня просто выворачивало от возмущения!.. Неужели такое вправду может произойти?!. Я ещё не знала, что буду делать, но одно знала наверняка – ни за что на свете я ему эту женщину не отдам. Его взбесило, что я не повторяю ей того, что он говорил. Он кричал на меня, орал на неё, бранился такими словами, которых я не слышала никогда… Плакал, если это возможно назвать плачем... И я поняла, что теперь он уже по-настоящему может стать опасным, только я ещё не понимала, каким образом это может произойти. В доме всё бешено двигалось, разлетелись оконные стёкла. Миля в ужасе стояла в ступоре, не в состоянии произнести ни слова. Ей было очень страшно, потому что, в отличии от меня, она не видела ничего из того, что происходило в той «другой», для неё закрытой, реальности, а видела лишь «танцующие» перед ней в каком-то сумасшедшем танце неодушевлённые предметы… и потихоньку сходила с ума… Это в книгах очень забавно читать о загадочных полтергейстах, других реальностях и восторгаться героями, которые всегда «побеждают драконов»… В реальности же ничего «забавного» в этом нет, кроме тихого ужаса, что не знаешь, что с этим делать, и, что из-за твоей беспомощности, может прямо сейчас погибнуть хороший человек… Я вдруг увидела, как Миля начала оседать на пол и стала бледной, как смерть. Мне стало до жути страшно. Я вдруг почувствовала себя тем, кем по-настоящему тогда была – просто маленькой девочкой, которая по своей глупости вляпалась во что-то ужасное и теперь не знает, как из этого всего выбраться. – Ну, уж нет, – подумала я, – не получишь!.. И изо всех сил энергетически ударила эту ничтожную сущность, вкладывая в этот удар всё своё возмущение… Послышался странный вой… и всё исчезло. Не было больше сумасшедшего движения предметов в комнате, не было страха… и не было больше того странного полоумного человека, чуть не отправившего свою ни в чём не повинную жену на тот свет… В доме стояла мёртвая тишина. Только иногда позвякивали какие-то разбитые вещи. Миля сидела на полу с закрытыми глазами и не проявляла никаких признаков жизни. Но я почему-то была уверена, что с ней будет всё хорошо. Я подошла к ней и погладила по щеке. – Тётя Миля, всё уже кончилось, – тихо, пытаясь не испугать, прошептала я. – Он уже больше никогда не придёт. Она открыла глаза и неверяще обвела усталым взглядом свою изуродованную комнату. – Что это было, милая? – прошептала она. – Это был ваш муж, Влад, но он уже никогда не придёт. Тут её как будто прорвало... Я никогда до того не слышала такого душераздирающего плача!.. Казалось, что эта бедная женщина хочет выплакать всё, что в её жизни скопилось за эти долгие и, как я позже узнала, весьма ужасные, годы. Но, как говорится, каково бы не было отчаяние или обида, нельзя плакать без конца. Что-то переполняется в душе, будто слёзы смывают всю горечь и боль, и душа, как цветок, потихонечку начинает возвращаться к жизни. Так и Миля, понемножку начала оживать. В глазах появилось удивление, постепенно сменившееся робкой радостью. – Откуда ты знаешь, что он не придёт, малышка? – как бы желая получить подтверждение, спросила она. Малышкой меня уже давно никто не называл и особенно в тот момент это прозвучало немножечко странно, потому, что я была именно той «малышкой», которая только что, можно сказать, нечаянно спасла её жизнь… Но обижаться я естественно, не собиралась. Да и не было никаких сил не то, что на обиду, а даже просто… чтобы пересесть на диван. Видимо всё до последнего «истратилось» на тот единственный удар, который повторить теперь я не смогла бы ни за что. Мы просидели с моей соседкой вместе ещё довольно долго, и она мне наконец-то рассказала, как всё это время (целых десять лет!!!) мучил её муж. Правда она тогда не была совершенно уверена, что это был именно он, но теперь её сомнения рассеялись, и она знала наверняка, что была права. Умирая, Влад ей сказал, что не успокоится, пока не заберёт её с собой. Вот и старался так много лет... Я никак не могла понять, как человек может быть настолько жестоким и ещё осмелиться называть такой ужас любовью?!. Но я была, как моя соседка сказала, всего лишь маленькой девочкой, которая ещё не могла до конца поверить, что иногда человек может быть ужасным, даже в таком возвышенном чувстве, как любовь…

Один из наиболее шокирующих случаев в моей, весьма продолжительной «практике» контактов с сущностями умерших произошёл, когда я однажды преспокойно шла тёплым осенним вечером из школы домой... Обычно я возвращалась всегда намного позже, так как ходила во вторую смену, и уроки у нас кончались где-то около семи часов вечера, но в тот день двух последних уроков не было и нас раньше обычного отпустили домой. Погода была на редкость приятной, не хотелось никуда спешить, и перед тем, как пойти домой, я решила немного прогуляться. В воздухе пахло cладко-горьковатым ароматом последних осенних цветов. Игривый лёгкий ветерок шебуршился в опавших листьях, что-то тихо нашёптывая стыдливо краснеющим в отблесках заката обнажённым деревьям. Покоем и тишиной дышали мягкие сумерки... Я очень любила это время суток, оно притягивало меня своей загадочностью и хрупкостью чего-то не свершившегося и в то же время даже ещё не начавшегося... Когда ещё не ушёл в прошлое сегодняшний день, а ночь тоже пока ещё не вступила в свои права... Что-то «ничейное» и волшебное, что-то как бы зависшее в «междувременье», что-то неуловимое... Я обожала этот коротенький промежуток времени и всегда чувствовала себя в нём очень особенно. Но в тот день именно и случилось что-то «особенное», но уж точно не то особенное, что я бы хотела увидеть или пережить ещё раз...

Скрытые категории: