Нацистская олимпиада, Берлин 1936 года. Берлин олимпиада 1936
Самая противоречивая. XI Олимпиада, Берлин, 1936. 10 занимательных фактов
1. Из-за национал-социалистического режима Германии многие страны бойкотировали Олимпиаду, команда СССР не поехала, правда, по другим причинам. Тем не менее участие приняли 49 стран (на 12 стран больше, чем в предшествующей 4-мя годами ранее). На этот год была запланировала альтернативная “народная Олимпиада” в Барселоне, но провести ее так и не удалось – в Испании вспыхнула Гражданская война. Многие страны подали заявку на участие в обеих играх
2. Сам Гитлер был против Олимпийских игр, выбор места проведения был сделан еще до его прихода к власти в 1931 году. Фюрера пришлось убеждать, сработал аргумент Геббельса из разряда: “Покажем всему миру превосходство арийской расы”.
3. Масштабная инфраструктура “Олимпиа Парк” была создана с нуля, на церемонии открытия над новым стадионом, собравшим 100 000 чел, парил самый большой в мире цеппелин Hidenburg, несущий флаг с 5-ю кольцами, в небо было выпущено 30 000 голубей. Общие капитальные вложения в Олимпиаду, по оценкам историков, составили 16,5 млн марок (или 30 млн долл США того времени) – колоссальные средства на тот момент, из которых удалось “отбить” лишь 6% (1 млн марок).
4. На время Олимпиады в Берлине “забыли” про еврейский вопрос, все антисемитские выпады в немецкой прессе и на улицах города были запрещены. Каждый раз во время посещения представителей МОК город очищался от антисемитской пропаганды, представляя Берлин как мирное место для всех народов. Эффект “Потемкинской деревни” для мирового сообщества. К этому времени нацисты уже отправили евреев в конц.лагеря. Незадолго до начала в Берлине была проведена также масштабная “зачистка” румынских цыган, для них был создан отдельный конц.лагерь
5. Хотя в немецкой сборной “вычистили” евреев, но без исключений не обошлось – папа девушки-фехтовальщицы Helene Mayer был еврейского происхождения, ее отец позднее погиб в конц.лагере, а девушка мигрировала в США, сменив фамилию на Meyer
6. Впервые была проведена эстафета Олимпийского огня с применением первого в истории игр Олимпийского факела, впервые огонь был зажжен на родине Олимпиады в Греции и через несколько стран Европы доставлен в Берлин. В эстафете приняло участие более 3 000 бегунов
7. Впервые в истории игр была запущена прямая ТВ-трансляция с использованием оборудования Telefunken, это казалось чудом в те дни. Фильм Leni Riefenstahl с бюджетом эквивалентом в 7 млн долл США того времени ввел многие технические новшества, которые используются в спортивных репортажах и по сей день
8. В команде США было немало негров, ставших победителями в ряде состязаний и развеяв миф об исключительности арийцев. Темнокожий бегун Jesse Owens из США завоевал сразу 4 золотые медали. Гитлер демонстративно отказывался приветствовать победителей из других стран, чтобы не пришлось пожимать руки неграм и евреям. Президент США Франклин Рузвельт также не поздравил 4-х кратного чемпиона Олимпиады 1936, опасаясь лишения голосов избирателей из южных штатов на предстоящих выборах
9. В общекомандном зачете Германия заняла 1-е место, США 2-е, Венгрия 3-е.
10. В годы Второй мировой войны шикарная выстроенная по последнему слову моды Олимпийская деревня со всеми удобствами, бассейном, в 30 км от Берлина (Wustermark) использовалась для размещения раненых Вермахта, а после взятия Берлина для заключения военнопленных и допросов разведчиками СМЕРШа. Сегодня деревня пребывает в руинах и нуждается в ремонте. Восстановлены отдельные строения, в частности дом-музей, где останавливался олимпийский чемпион из США афро-американец Jesse Owens, там проводятся регулярные экскурсии для туристов
trofmash.ru
Берлин-1936. История нацистской Олимпиады от 13 апреля 2009 | Екабу.ру
Отличительной чертой многих тоталитарных режимов является повышенное внимание к лоску и церемониалу. Особенное значение церемониям и праздникам придавалось в нацистской Германии. Среди всех торжественных нацистских мероприятий пожалуй самым пышным и зрелищным стала берлинская Олимпиада 1936 года.
Исторический берлинский стадион сегодня многими воспринимается не столько как арена спортивных баталий, сколько как монументальное напоминание о эпохе нацизма. Именно здесь, на «Олимпиаштадион», Гитлер провел грандиозную пропагандистскую акцию и под помпезную музыку Рихарда Вагнера открыл Летние Олимпийские игры 1936 г. на глазах у 100-тысячной толпы. Именно здесь, к досаде фюрера, чернокожий американский атлет Джесси Оуэнз завоевал четыре золотые медали, подвергнув тем самым сомнению миф о превосходстве арийской расы. Именно здесь два года спустя англичане встречались с немецкой сборной по футболу, и во время исполнения гимна Германии им пришлось подчиниться политическим требованиям и отдать салют фюреру. Но англичане отомстили за это унижение, выиграв со счетом 6:3.Спортивный комплекс «Олимпиапарк», центром которого сейчас является стадион «Олимпиаштадион», был построен еще до Первой мировой войны, когда Германия получила право принять Летние Олимпийские игры 1916 г. В 1933 г. Гитлер, придя к власти, прибрал к рукам не использовавшиеся площади, прилегавшие к ипподрому «Грюнвальд». Его грандиозный план включал возведение стадиона вместимостью 86 000 мест, отдельного хоккейного стадиона, манежа для верховой езды, плавательного бассейна и открытой спортивной арены. Спортивный комплекс прилегал к Майфельду, где нацисты проводили массовые митинги.
Фото 1936 года.
Стадион в наши дни.
Нацистские скульптуры, символизирующие превосходство арийских атлетов.
Берлинская Олимпиада 1936 года - вероятно самая противоречивая за всю историю Игр. После Первой мировой войны, в 1920 и 1924 гг., Германия не была допущена к участию в Олимпийских играх. Однако сей прискорбный факт не сильно беспокоил Гитлера - он был убежден, что состязаться с "неполноценными неарийцами" для немецких атлетов было бы просто унизительно. Бруно Матлиц, представитель нацистской партии, подтвердил эту позицию в письме к членам германских спортивных клубов, определив Олимпийские игры как "наводненные французами, бельгийцами, поляками и негро-евреями".Несмотря на такие убеждения нацистов, 13 мая 1931 г. Международный олимпийский комитет предоставил Германии право принять у себя игры 1936 г. Этот шаг обьяснялся тем, что в тот период Германия еще не находилась под властью нацизма, и МОК решил, такой шаг поможет вернуть Германию в ряды цивилизованных стран. Проблемы возникли после 1933 года, когда ярко выраженные националистические и антиеврейские взгляды Гитлера стали государственной политикой. Геббельс приложил максимум усилий, чтобы убедить фюрера пересмотреть свое отношение к Олимпийским играм. Он утверждал, что проведение Олимпиады покажет мировому сообществу возрожденную мощь Германии и обеспечит партию первоклассным пропагандистским материалом. Кроме того, состязания позволят несомненно сильной немецкой команде продемонстрировать другим народам "арийский" атлетизм. Фюрера уломали. Фюрер согласился. На проведение Игр было асигновано 20 миллионов рейхсмарок, т.е. 8 миллионов долларов США.Однако в 1934 году в мире разгорелись серьезные споры по поводу целесообразности проведения Игр в Берлине. Особенно бурными они были в США. Еврейские, католические, религиозные и светские организации обьединились в своем осуждении немецких Игр. Как сказал в 1933 г. президент МОК Эвери Брендедж:
"Сама основа современного возрожденного олимпийского движения будет подорвана, если позволить отдельным странам ограничивать участие в Играх по соображениям происхождения, веры или расы".
Олимпийские правила запрещали любую расовую или религиозную дискриминацию; многие спортсмены и споритвные организации настаивали на бойкоте немецких Игр.Сам Эвери Брендедж был категорическим противником бойкота. Он говорил, что Олимпийские игры "принадлежат спортсменам, а не политикам". В 1935 г. его мотивы в вопросе поддержки Игр стали вызывать некоторые подозрения, так как он неожиданно заявил, что на самом деле за спиной противников берлинской Олимпиады стоит реальная сила - "еврейско-коммунистический заговор". Это туфта Это разумеется не соответствовало действительности, так как против бойкота выступали даже некоторые еврейские спортивные организации. Тем не менее, чтобы разобраться с волной протеста, Брендедж и другие чиновники МОК в 1934 г. посетили Берлин и оценили ситуацию с дискриминацией в Германии. Естественно, нацисты как следует подготовились к встрече дорого гостя к этому визиту. В Берлине полностью исчезли всякие признаки антисемитизма; члены комиссии смогли встретится со спортсменами-евреями, которые заверили их в своей полной свободе заниматься спортом.Споры о бойкоте разрешились 8 декабря 1935 г., когда Любительский спортивный союз проголосовал за участие в Играх. Тем не менее многие атлеты все-же решили в Берлин не ехать. На июль 1936 г. была даже запланирована альтернативная "народная олимпиада" в испанской Барселоне, но ее проведению помешала разразившаяся там гражданская война.Незадолго перед Играми в Берлине, 6-16 февраля 1936 года, Германия принимала у себя в Гармиш-Партенкирхене(Баварские Альпы) и зимнюю Олимпиаду. Эта Олимпиада дала руководству рейха возможность опробовать методики, которые затем, во время берлинской Олимпиады, были доведены до совершенства. Так, ради приличия перед лицом иностранных гостей были прекращены всякие проявления антисемитизма.Гостей, посетивших Берлин в 1936 году можно понять: многим из них показалось, что немецкий антисемитизм - просто миф. С улиц и прилавков временно исчезли все антиеврейские плакаты, брошюры и книги. Немецким газетам на весь период Игр было запрещено печатать рассказы и статьи антисемитского толка. Жителям Берлина было даже приказано с 30 июня по 1 сентября воздерживаться от негативных публичных высказываний о евреях. Чтобы создать впечатление о либерализме Третьего рейха, к участию в Играх в составе команды Германии допустили даже одну наполовину еврейку(весьма кстати "арийской" наружности) - чемпионку по фехтованию Хелену Майер. На зимней Олимпиаде в команде тоже был один спортсмен с половиной еврейской крови - хоккеист Руди Балль.
Эмблема берлинской Олимпиады.
Руководство и жители Берлина проявили по отношению к приехавшим спортсменам и гостям щедрое гостеприимство. В частности, потребление яиц для берлинцев было временно урезано с тем, чтобы гости могли есть без ограничений. Временно было приостановлено действие законов против гомосексуалистов. Весь город был щедро украшен свастиками и прочей нацистской символикой, что придавало ему праздничный и величественный вид. Военная мобилизация также была скрыта от посторонних глаз. Вот инструкция министерства пропаганды, в которой говорится об Олимпийской деревне:
"Северную секцию Олимпийской деревни, первоначально использовавшуюся вермахтом, не следует называть казармами, теперь она будет называться "северной секцией Олимпийской деревни"".
Мировая пресса была в восторге. Лишь два или три репортера из самых проницательных смогли заглянуть за красивый фасад - но и они не увидели всей полноты картины. В северных пригородах Берлина уже заполнялся евреями и другими неугодными Ораниенбургский концлагерь.Церемония открытия Игр хорошо запомнилась всем, кто ее видел. По всему городу палили пушки. Гитлер лично выпустил на стадионе "Шпортпаласт" 20 тысяч почтовых голубей. Над стадионом кружил цеппелин "Гинденбург" длиной почти 304 метра с гигантским олимпийским флагом на буксире. Посередине всего этого великолепия перед собравшимися толпами зрителей прошествовали атлеты из 49 стран мира.Здесь уместно будет процитировать Иоахима Феста:
"1 августа под торжественный звон олимпийского колокола Гитлер открыл игры в окружении королей, принцев, министров, и многочисленных почетных гостей. Когда бывший олимпийский чемпион-марфонец из Греции Спиридон Луис передал ему оливковую ветвь как "символ любви и мира", хор запел созданный Рихардом Штраусом гимн, и в небо взвились стаи голубей мира. В эту картину примирившейся планеты, созданную Гитлером, вполне вписывалось то обстоятельство, что некоторые из выходивших на стадион команд(в том числе и только что подвергшиеся провокации французы!), - проходя мимо трибуны, вскидывали руки в фашистском приветствии, которое они позже, наверстывая очки по части сопротивления, охотно обьявили "олимпийским привествием"".
Германия выставила самую многочисленную команду – 348 спортсменов. Команда Соединенных Штатов была второй по численности – 312 человек, включая 18 афро-американцев. Руководил делегацией Президент Американского Олимпийского комитета Эвери Брендедж. Советский Союз не принимал участие в берлинских Играх.
В целом результаты XI Олимпиады в Берлине были позитивными для рейха. Огромные финансовые вложения в физическую подготовку и спорт дали результаты: команда Германии получила 33 золотые медали, оставив далеко позади все остальные команды. Нацисты считали, что расовое "превосходство" арийцев нашло очередное подтверждение.Тем не менее, хотя многие нацисткие предрассудки вроде бы подтвердились, некоторые из них вступили в явное противоречие с реальностью. Фехтовальщица-полуеврейка Хелена Майер заняла второе место, а еврейские спортсмены из других стран завоевали золотые и серебрянные медали. В таком военизированном виде спорта как фехтование, первенство евреев было весьма неприятно для нацистских лидеров. Но неоценимый вклад Майер в нацистскую пропаганду более чем компенсировал эту неприятность. Стоя на пьедестале почета она отдала нацисткий салют по всей форме, а на приеме в честь призеров Олимпиады пожала руку Гитлеру. Ее запечатлела в своем документальном фильме "Олимпия" и Лени Рифеншталь.В целом награды распределились следующим образом.
№ Страна Золото Серебро Бронза Всего1 Третий рейх 33 26 30 892 США 24 20 12 563 Венгрия 10 1 5 164 Италия 8 9 5 225 Финляндия 7 6 6 196 Франция 7 6 6 197 Швеция 6 5 9 208 Япония 6 4 8 189 Нидерланды 6 4 7 17
Куда более серьезным вызовом нацистским догмам и предрассудкам стал успех чернокожего атлета из США Джесса Оуэнса. В целом американская команда проявила себя очень достойно и выиграла 56 медалей, из них 14 были получены чернокожими американцами. Выступление Оуэнса произвело сильное впечатление на зрителей. Он не только участвовал в эстафете 4x100 м. и помог американской команде получить в этом виде золото, но и выиграл золото в спринтерском забеге на 100 и 200 м., а также в прыжках в длину.Поразительный успех Джесса Оуэнса был весьма неприятен нацистам и поставил их в неловкое положение. Геббельс лично дал указание немецкой прессе не травить чернокожих спортсменов во время Игр. Вместо этого достижения Оуэнса просто отодвигались в сторону и замалчивались, а Гитлер отказался пожать руку Оуэнсу или любому другому чернокожему спортсмену. В то же время в США успех Оуэнса преподносился как поражение нацистской идеологии. Однако Соединенным Штатам и самим было о чем задуматься в плане межрасовых отношений. А у них негров линчуют. Во время Олимпиады произошел один весьма неприятный инцидент: Эвери Брендедж отстранил Марти Гликмана и Сэна Столлера от участия в эстафете по легкой атлетике. В легкоатлетической команде это были единственные евреи, и поступок Брендеджа был небезосновательно расценен многими как подхалимаж попытку угодить Гитлеру. Если не говорить об успехах Майер и чернокожих американцев, Олимпиада 1936 года в Берлине была несомненно успешной для немцев. Она произвела на Гитлера очень сильное впечатление; фюрер даже сказал Альберту Шпееру, что "в 1940 году Олимпийские игры пройдут в Токио. Но после этого они всегда во веки веков будут проходить в Германии, на этом стадионе".
Гитлер в роли "отца нации".
После окончания Игр 1936 г. нацистский режим возобновил прерванные ненадолго преследования и притеснения евреев. Уже через две недели после закрытия Олимпиады евреи вновь столкнулись с насилием и дискриминацией. Хелена Майер в 1940 году стала гражданокой США из сменила фамилию на Мейер. Ее дядя был отправлен в концлагерь, где и нашел свою смерть. Как ни печально это сознавать, Олимпиада позволила Третьему рейху завоевать уважение в мире. Вот что писал 16 августа 1936 года Уильям Ширер:
"Боюсь, что нацисты преуспели в своей пропаганде. Во-первых, они организовали Игры с большим размахом и щедростью, невиданными прежде; естесвенно спортсменам это понравилось. Во-вторых, они устроили очень хороший прием для всех прочих гостей, особенно крупных бизнесменов".
И лишь только после начала Второй мировой войны в 1939 году мир наконец увидел подлинное лицо нацистской Германии.
Олимпийские награды.
ekabu.ru
Олимпиада — Берлин, 1936 год — КиберПедия
Первого августа 1936 года настал великий час — открытие Олимпийских игр в Берлине. В шесть часов утра мы были готовы к старту. Я дала последние указания по распределению операторов. Сюжеты первого дня были грандиозны: торжественное вступление делегаций на стадион, прибытие бегуна с факелом, приветственная речь Гитлера, сотни взлетающих в небо голубей, сочиненный Рихардом Штраусом гимн. Чтобы все это охватить, мы дополнительно задействовали еще 30 кинокамер. Церемонию открытия снимали шестьдесят операторов.
Большую проблему представляли собой два звукозаписывающих аппарата, которые нам из-за нехватки места пришлось прикрепить канатами к парапету трибуны для почетных гостей. Канатами были привязаны также оператор и его помощник, они могли стоять лишь с внешней стороны парапета.
Когда я переходила от одного оператора к другому, чтобы дать им последние инструкции, меня вдруг позвали. Взволнованный сотрудник кричал:
— Эсэсовцы пытаются снять оба звукозаписывающих аппарата!
Я в испуге побежала к трибуне для почетных гостей. И действительно, эти люди уже начали развязывать канаты. Я увидела выражение отчаяния, написанное на лице моего оператора. Мне не оставалось ничего иного, как встать перед аппаратом, защищая его своим телом. Эсэсовцы объяснили, что они получили приказ рейхсминистра Геббельса, отвечающего за порядок размещения почетных гостей на трибуне. В гневе я заявила им, что распоряжение мне дал фюрер и аппараты должны оставаться на своих местах. Эсэсовцы неуверенно переглянулись. Когда я им сказала, что останусь до тех пор, пока не начнутся Игры, они, в растерянности пожимая плечами, покинули трибуну. Я же не отваживалась покинуть место, опасаясь их возвращения.
Прибыли первые почетные гости, в основном иностранные дипломаты. Трибуна и ярусы стали заполняться. Было как-то неловко стоять привязанной к перилам, я нервничала все больше и больше оттого, что теперь не могу давать указаний другим операторам. Это было особенно важно во время проведения церемонии открытия, приходилось ведь много импровизировать.
Тут появился Геббельс. Когда он увидел меня и аппараты, в его глазах от злости засверкали молнии. Он закричал:
— Вы с ума сошли! Вы разрушаете всю картину церемонии. Убирайтесь немедленно, чтобы вас и ваших камер духу не было!
Дрожа от страха и возмущения, я в слезах пролепетала:
— Господин министр, я заблаговременно попросила разрешения у фюрера — и получила его. Больше нет другого места, где можно было бы записать его речь при открытии Игр. Это историческая церемония, которая обязательно должна быть в фильме об Олимпиаде.
Геббельса это нисколько не убедило, он продолжал кричать:
— Почему вы не поставили камеры на другой стороне стадиона?
— Это технически невыполнимо. Слишком велико расстояние.
— Почему вы не построили вышки возле трибуны?
— Мне не разрешили.
Казалось, Геббельс вот-вот лопнет от злости. В этот момент на трибуну для почетных гостей взошел генерал-фельдмаршал Геринг в белой парадной форме. Для посвященных в этой встрече была особая изюминка. Многие знали, что они терпеть не могут друг друга. Мне особенно не повезло из-за того, что Геббельс отвечал за размещение почетных гостей на трибуне, — и, как назло, у места, которое он оставил для Геринга, — одного из лучших в первом ряду — стояли наши камеры и заслоняли собой вид. Чтобы оправдаться перед Герингом и продемонстрировать свою невиновность, Геббельс стал кричать еще громче. Тут Геринг поднял руку — министр замолчал, после чего Геринг повернулся ко мне и примирительным тоном сказал:
— Да не плачь ты, девочка. Я уж как-нибудь умещусь.
К счастью, фюрер еще не прибыл, но многие гости были свидетелями этой неприятной сцены.
Легенда о Джесси Оуэнсе[251]
С этого момента всю меня без остатка поглотила работа. Игр я почти не видела. Зачастую даже не имела ни малейшего представления о том, где и что происходит. Например, я не была свидетельницей трагедии, случившейся с немецкой командой в женской эстафете, когда Ильзе Дёрффельдт, опережая на десять метров американку, выронила палочку уже после того, как приняла ее, не слышала я и того, как охнули тысячи зрителей. (Мне приходилось находиться во многих местах одновременно.) Эту сцену я увидела позже, в монтажной.
Нашим фильмом мы хотели сказать новое слово в кинодокументалистике, а это означало постоянные эксперименты с техникой. Ганс Эртль разработал автоматическую подвижную камеру, которая могла перемещаться рядом с бегунами на стометровку. Мы могли получить уникальные кадры, но судья снимать запретил. Для обзорной съемки стадиона с высоты птичьего полета — вертолетов тогда еще не было — мы приспособили аэростат. Оснастив его небольшой переносной камерой, запускали шар каждое утро. С помощью объявления в газете «Берлинер цайтунг ам миттаг», в котором назначалась награда тому, кто найдет камеру, мы всегда получали ее обратно.
Для съемок финалов гонок на гребных судах мы построили дорожку длиной 100 метров и уложили рельсы, благодаря чему камера, закрепленная на тележке, могла отслеживать последний драматический рывок лодок вплоть до самого финиша. Наша попытка снимать финал и с воздуха (для этого мы взяли у Люфтваффе во временное пользование привязной аэростат) сорвалась: всего за несколько минут до начала соревнований из-за опасности несчастного случая нам это запретили. Аэростат с оператором находился уже в воздухе и завис прямо над местом финиша. И вот его пришлось убирать. Я рыдала от ярости.
Спортсменам, участвующим в соревнованиях по конному многоборью, мы привязали к седлам уже упоминавшиеся выше небольшие камеры, заряженные пленкой длиной всего в пять метров, благодаря чему получили особые эффекты; большинство кадров, правда, оказались смазанными, но несколько удачных метров стоили затеянного эксперимента. Автором другой новинки стал Вальтер Френтц. Он сконструировал проволочную корзинку для небольшой камеры и вешал ее во время тренировок на шею бегунам-марафонцам: включать камеру для съемки могли сами спортсмены. Так появились необычные кадры и в этом виде спорта.
Выиграв четыре золотые медали и установив два мировых рекорда, Джесси Оуэнс стал спортивным феноменом Игр. Существует легенда, будто Гитлер из расистских побуждений после победы великого атлета отказался пожать ему руку. Карл фон Хальт, член МОК и президент Олимпийского комитета Германии, осуществлявший общее руководство соревнованиями по легкой атлетике, чуть позже рассказал мне, как все было на самом деле. Впрочем, об этом можно прочесть и в официальном американском сообщении «Об Олимпийских играх». А произошло следующее.
В первый день соревнований Гитлер принял победителей на трибуне для почетных гостей. Но президент Олимпийского комитета Франции граф Байе-Латур отсоветовал ему нарушать впредь олимпийский протокол. Поэтому-то в дальнейшем не было больше никаких рукопожатий.
По моей вине с Джесси Оуэнсом чуть было не произошло несчастье. Одна из наших ям располагалась примерно в двадцати метрах за финишной чертой стометровки. В яме стояли кинооператор и его помощник. Во втором предварительном забеге на 100 метров Оуэнс с невероятной легкостью вихрем промчался по гаревой дорожке и с результатом 10,2 секунды побил тогдашний мировой рекорд, который, правда, не был зарегистрирован из-за дувшего ему в спину ветра. На финише Оуэнсу не удалось сразу снизить скорость бега, и он едва не упал в нашу яму. Только благодаря невероятной реакции бегун смог мгновенно отпрыгнуть в сторону и тем самым предотвратить несчастный случай. Скандал не заставил себя ждать. Нам пришлось прикрыть не только эту яму, но и все остальные. Я вынуждена была обивать пороги чиновников, умоляла и графа Байе-Латура, чтобы нам снова разрешили работать в ямах. Наконец господа из МОК смилостивились.
Операторов я распределяла по точкам съемки следующим образом: каждый день в десять вечера получала от двух сотрудников — это были монтажеры — сообщения с копировальной фабрики Гейера о результатах, полученных за день. Ежедневно копировалось, просматривалось и оценивалось примерно 15–16 тысяч метров пленки. Так каждый день, в зависимости от конкретных результатов, я могла менять операторов местами. Хорошо работающие получали более сложные задания, менее одаренные — второстепенные. Для того чтобы дать задания на будущий день на каждого, у меня было только пять минут. Обсуждения никогда не заканчивались раньше двух часов ночи.
Скандал на стадионе
Что мы не могли позволить в работе, так это раздражение и придирки. Их нам и без того хватало — от Геббельса. В метании молота Германия выставила двух почти равных претендентов на медали — Эрвина Бласка и Карла Хейна. Чтобы получить первоклассные кадры, я решила уложить рельс возле защитной сетки, ограждающей сектор. Согласие на это дал Организационный комитет. Кроме того, и сами метатели не возражали.
Драматическая дуэль между Бласком и Хейном должна была стать одной из кульминаций фильма. С напряженным вниманием следила я за Гуцци Ланчнером во время съемок спортсменов в движении. Вдруг к нему подбежал немецкий судья, оттащил от камеры и потянул прочь. Тут меня охватила такая ярость, что, подбежав к судье, я схватила его за пиджак и заорала: «Скотина!» Он сначала застыл в изумлении, а потом помчался жаловаться начальству.
Прошло совсем немного времени, и мне передали записку с требованием подняться на трибуну к Геббельсу. Ничего хорошего это не предвещало. Министр уже ожидал меня, сойдя с трибуны и стоя в проходе. Завидев меня, он, не сдерживаясь, закричал:
— Что вы себе позволяете! С ума сошли! С этого момента я запрещаю вам появляться на стадионе! Подобное поведение недопустимо!
— У нас есть разрешение! — возбужденно воскликнула я. — От метателей молота тоже. Судья не имел права оттаскивать оператора.
Ледяным тоном Геббельс парировал:
— Это мне совершенно безразлично. Я запрещаю продолжение съемки.
После чего повернулся ко мне спиной и отправился на трибуну. В отчаянии я села на ступеньки и разревелась — у меня не укладывалось в голове, что все теперь пойдет прахом.
Спустя некоторое время Геббельс неожиданно возвратился и, немного успокоившись, резко сказал:
— Перестаньте плакать. А то еще дело дойдет до международного скандала. Приказываю вам немедленно извиниться перед судьей.
Мне пришлось спуститься вниз, отыскать судью и попросить у него прощения.
— Сожалею о случившемся, я не хотела оскорбить вас — у меня сдали нервы.
Судья только кивнул головой. Для меня тем самым инцидент был исчерпан. Некоторые зарубежные газеты сообщили об этом под сенсационными заголовками. Враждебное отношение ко мне Геббельса давно уже ни для кого не было секретом.
Состязания становились все более напряженными. На табло появилось сообщение о финальном забеге на 100 метров — кульминационном моменте Олимпийских игр. На стадионе воцарилась мертвая тишина. Сто тысяч человек затаили дыхание. Перед тем как опуститься на колено на старте, негр Меткалф перекрестился. Джесси Оуэнс стоял у внутренней дорожки. Стартер Миллер, в белом костюме, с невозмутимым спокойствием смотрел на спортсменов, опустившихся на колени у стартовых ямок. Я еще раз торопливо охватила взглядом расположение операторов. Съемки этого фантастического забега должны были удаться. Мышцы на ногах Оуэнса напряглись. Затем тишину разорвал резкий выстрел стартового пистолета — раздался оглушительный вопль зрителей: победителем стал Джесси Оуэнс, оставив далеко позади своих соперников. Счастливо улыбаясь, он приветствовал ликующую публику.
На этих страницах невозможно даже упомянуть обо всех состязаниях. Но в памяти у меня осталось выступление Лавлока. Он был единственным атлетом, представлявшим на Играх Новую Зеландию. То, как он добился победы на дистанции 1500 метров и даже установил мировой рекорд, стало сенсацией. Этот драматический забег я без сокращения поместила в фильм. Что должен был испытывать Лавлок как единственный представитель своей страны, неся знамя на торжественном параде наций, когда он был награжден золотой медалью и увенчан лавровым венком!
Совсем иначе пришлось мне снимать бег на 10 000 метров. Здесь я смогла показать только драматические моменты, промежутки между ними пришлось заполнять съемками трибун со зрителями. Аналогично дуэли в прыжках в длину Лутца Лонга с Джесси Оуэнсом здесь также происходила напряженная борьба — между тремя считавшимися непобедимыми финнами и небольшого роста, упорным, сражавшимся как лев японцем Муракосо. Подбадриваемому своими земляками, ему удалось совершить невероятное — обойти трех финнов, оставив их у себя за спиной. Но в конце концов он все же должен был уступить победу более мощным соперникам. Тем не менее своей самоотверженностью Муракосо завоевал сердца зрителей.
Над стадионом светило яркое солнце, когда у места старта собрались участники забега на марафонскую дистанцию — классическую дисциплину Олимпийских игр. На расстояние в 42 километра было выделено двенадцать операторов. Сабала (спортсмен из Аргентины) — победитель в Лос-Анджелесе — хотел выиграть во второй раз, но наряду с финнами японцы также являлись опасными соперниками: их Нан и Сон находились в числе фаворитов.
Весь драматизм забега, который операторы снимали из сопровождающей машины, я пережила лишь сидя за монтажным столом. Материал получился настолько впечатляющим, что борьба на марафонской дистанции стала кульминационным моментом фильма об Олимпиаде. Захватывающую картину представляло собой чествование победителей-японцев: как они опускают свои увенчанные лавровыми венками головы и в почти религиозном самоотречении слушают национальный гимн.
Гленн Моррис[252]
Полным ходом шло состязание десятиборцев. Чемпион Германии Эрвин Хубер, мой хороший друг, помогал мне еще во время подготовительных работ и устраивал встречи со спортсменами. В прологе фильма он должен был изображать дискобола. Сегодня он намеревался познакомить меня с тремя лидирующими в десятиборье американцами. Шел второй день состязаний, на первом месте был американец Кларк, за ним следовал его земляк Гленн Моррис. Хубер занимал четвертое место.
Моррис с накрытой полотенцем головой лежал, расслабившись, на газоне, чтобы набраться сил для следующего старта. Когда Эрвин представил меня американцу и мы посмотрели друг на друга, то едва смогли отвести взгляды. Незабываемое мгновение, какого мне еще никогда не доводилось переживать! Я пыталась подавить нарастающие во мне эмоции и забыть о том, что произошло. С этого момента я избегала Морриса. Мы обменялись максимум десятком слов. И все же эта встреча оставила глубокий след в моей душе.
Гленн Моррис победил в десятиборье, установив и новый мировой рекорд. Было уже достаточно темно, когда три победителя-американца, стоя на пьедестале почета, получали медали. Слабое освещение не позволило снять сцену чествования победителей. Моррис спустился со ступенек и подошел ко мне. Я протянула ему руку и поздравила. Тут он обнял меня, одним движением рук распахнул блузку и поцеловал в грудь — прямо на стадионе, перед сотней тысяч зрителей. Сумасшедший, подумала я, высвободилась из объятий и побежала прочь. Но меня преследовал его странный взгляд. Я зареклась не только с ним разговаривать, но и вообще близко подходить. И все же это стало неизбежно из-за съемки прыжков с шестом.
Конкуренция в этом виде программы была, вероятно, самым напряженным событием Игр. Прыжки начались еще в первой половине дня, а вечером за победу все еще ожесточенно сражались пятеро прыгунов — американцы и японцы. Два низкорослых, хрупкого сложения японца упорно боролись с тремя здоровенными американцами. Становилось все темнее и прохладнее.
Прыгуны кутались в шерстяные одеяла, но зрители с напряженным вниманием продолжали наблюдать за драматическим спектаклем. Все решилось после пяти часов борьбы. Победил молодой американец Эрл Мидоус, оставив на втором и третьем местах японцев Нишиду и Ое.
Но больше всех в этот вечер проиграла я, потому что у меня не было ни единого кадра с этим фантастическим событием. Слишком темно. Оставался только один мало реальный шанс — повторить на следующий день эти ночные прыжки при свете прожекторов. Но вот согласятся ли спортсмены? Маловероятно — после тяжелейшего напряженного дня и предшествовавших ему недель напряженных тренировок.
Эрвин Хубер, наш десятиборец, сказал: «Что касается американцев, то тут может помочь только Моррис».
Они встретились, и Гленн согласился уговорить своих товарищей. Но те уже покинули территорию Олимпийской деревни, отправились развеяться в какое-то увеселительное заведение. Первый свободный день после многонедельной каторжной работы. Японцы же сразу согласились повторить прыжки перед кинокамерой.
Моррис действительно нашел своих друзей в танцзале и притащил на стадион. Они были отнюдь не в восторге. Мы старались поднять им настроение. Я расточала комплименты, посылала воздушные поцелуи. Но их улыбки показались мне не слишком радостными.
В конце концов американцы все же согласились — и стали прыгать. Спортсменами овладела подлинная страсть. И началось настоящее состязание. Были покорены те же высоты, что и днем раньше. Фантастика — мы сняли великолепные кадры! Освещение было отличное — скоростная съемка, съемка крупным планом, все удалось превосходно. Так этот вечер стал для меня одним из самых счастливых за все время работы над фильмом.
За свое посредничество Моррис выпросил небольшое вознаграждение. После Игр он хотел прийти в монтажную и посмотреть на себя в кадре. Я вынуждена была согласиться, хотя вообще старалась избегать с ним встреч. Понимая, что влюблена, изо всех сил противилась своему чувству. Я знала: он скоро вернется в США, а мне хотелось избежать очередного разочарования.
Вечером 16 августа прозвучал торжественный заключительный аккорд XI Олимпийских игр. Лучи прожекторов противовоздушной обороны, установленных по предложению Альберта Шпеера по периметру стадиона, образовали на фоне темного неба фигуру грандиозного, сияющего собора. Когда затем под звуки сочиненного Рихардом Штраусом гимна стал медленно гаснуть олимпийский огонь и ввысь поднялись темные клубы дыма, прозвучал голос: «Я призываю молодежь мира приехать в Токио».
Кто бы мог представить себе в этот вечер, что спустя всего лишь несколько лет эти прожектора в берлинском небе будут искать чужие самолеты, а молодежь, которая так мирно соперничала на стадионе, будет видеть друг в друге врага.
Куршская коса[253]
Олимпийские игры завершились, но работа над фильмом была в самом разгаре. Вилли Цильке, возвратившийся из Греции, нашел уникальное место для заключительных съемок. Для работы ему нужны были тишина и уединение, прежде всего потому, что девушки, которым предстояло изображать храмовых танцовщиц, должны быть обнаженными. Поэтому свой лагерь он разбил на Куршской косе, в самом отдаленном уголке Германии, близ литовской границы. Нужны были обширный песчаный пляж и очень много неба. Место назвали «Долиной молчания». Там он нашел идеальную декорацию.
Мы работали на стадионе, когда я получила от Цильке странную телеграмму:
«Для работы без всяких помех мне нужна колючая проволока длиной в несколько километров.
Привет.
Цильке».
— Что за бред?! — воскликнул сбитый с толку директор картины Вальди Траут.
Тем не менее выполнил заказ режиссера.
По окончании съемок в Берлине, чтобы присутствовать на важнейших съемках, мы решили отправиться на Куршскую косу. Добраться до Цильке напрямую не получалось, и потому от Пиллькоппена, небольшого рыбацкого поселка в Восточной Пруссии, где нас встретил Фихтнер, вынуждены были продолжить поездку на старой моторке. Под громкое тарахтенье мы поплыли по Балтийскому морю, при этом несколько раз садились на мель. В подобных случаях выручал наш руководитель съемок, который прыгал в воду и, затратив немало времени и сил, сталкивал лодку.
Все, что он рассказал нам о работе с Цильке, было совсем не смешно, но внушало беспокойство и даже ужас. Он поведал, что девушки прямо-таки боялись Цильке, который требовал, чтобы с наступлением темноты они не покидали палаток. Понятно, ведь в лагере кроме молодых спортсменов находились еще осветители и вспомогательные рабочие, а Вилли хотел предотвратить ночные рандеву. Цильке чувствовал себя ответственным за моральный климат в лагере. При этом он зашел настолько далеко, что, прежде чем лечь спать, клал под подушку револьвер, заряженный холостыми патронами. Если появлялась какая-нибудь тень, а это могла быть одна из девушек, которая, просто шла в туалет, то делал предупредительные выстрелы. Девушки были напуганы и успокоились, лишь когда услышали о нашем приезде.
Я потребовала от Цильке объяснений, и он искренне ответил:
— Лени, ты же сама мне сказала, чтобы не стать притчей во языцех, я должен быть настороже, коли рядом с молодыми красивыми девушками в палаточном лагере будут жить мужчины. Я думал, что таким образом выполнял твое распоряжение.
Возразить мне было нечего — ведь не могла я лишить Цильке радости, какую он получал от своей работы.
Съемки с участием девушек были уже закончены, теперь нам предстояли другие — с участием мужчин и прежде всего довольно сложные трюковые съемки, в ходе которых статуя дискобола превращается в живую фигуру. Цильке все хорошо подготовил: за стеклом в позе классической статуи стоял чемпион Германии по десятиборью, Эрвин Хубер, у которого с точностью почти до сантиметра были те же самые параметры фигуры. На стекле черной краской были нарисованы очертания метателя диска; благодаря искусной подсветке лампами Цильке добился прекрасного результата.
Здесь же мы смогли идеально снять другую важную сцену — зажигание олимпийского огня на обломке античной колонны, — для которой в Греции у нас не хватило времени. На вершине дюны художник по декорациям настолько точно воспроизвел дорический храм, что тот казался настоящим. И здесь с участием прибывшего с нами Анатоля удалось получить кадры, которые оказались натуральнее всех, снятых в Олимпии. Косо падающий солнечный свет, какого не бывает в южных странах, создал атмосферу, идеально подходящую для наших целей.
Создание архива
Когда на копировальную фабрику Гейера был сдан последний материал, мы подсчитали окончательную длину пленки — более 400 000 метров. Теперь нужно было монтировать, озвучивать и комментировать фильм — нам предстоял гигантский труд.
Особой проблемой было хранение такого количества материала. Темп, в каком нужно работать на спортивных соревнованиях, — в отличие от игровых фильмов — не дает операторам времени устанавливать перед каждой съемкой таблицу с номером. Как же теперь сортировать сцены, не имея номеров? Необходимо было найти метод, который бы позволил быстро отыскивать нужную серию кадров.
Я решила: всякий вид спорта получает комплексный номер, так что вместе с прологом, торжественным открытием и закрытием Игр у нас оказалось 150 комплексов, каждый из которых был нередко подразделен на номера, число коих доходило до 100. В комплексе «Публика», имевшем номер 10, в результате можно было прочесть: «1а) Публика на солнце; 1б) Публика в тени; 1в) Публика аплодирует; 1г) Публика разочарована» и так далее. Кроме того, сцены с публикой следовало еще подразделить на разные национальности. Так стало возможным быстро отыскивать каждую нужную сцену.
В целях дальнейшего облегчения и наглядности я ввела систему цветов, оказавшуюся весьма целесообразной и экономящей немало времени: в коробки оранжевого цвета помещался несмонтированный материал, сокращения — в зеленые, резервные сцены — в синие, а брак — в черные. Звуковой материал хранился в желтых коробках. В красные коробки шли готовые, смонтированные «образцовые» рулоны. На организацию хранения материала ушел целый месяц; на просмотр его — по десять часов в день — еще два месяца.
Невероятно трудно было и сортировать негативы: у тысяч и тысяч метров пленки не было «футовых номеров» (помечаемых мелким шрифтом чисел у нижнего края негатива). Через каждые 33 сантиметра на пленке стоит порядковый номер, отсюда и принятое у киношников название «футовый номер», который позволяет очень быстро находить в оригинале необходимый кадр. Если номеров нет, что раньше, к сожалению, бывало нередко, то поиск кадров становился делом крайне затруднительным и занимал уйму времени. Но для этого, к счастью, у меня была фрау Петерс, творившая чудеса поиска.
Если кто-нибудь приходил в монтажную и, к примеру, просил показать итальянского спортсмена, лейтенанта Кампелло, когда тот в конном многоборье прыгает через канаву, то я бросала взгляд на список: «Конное многоборье» было комплексом 70, «Канава» — 22; менее чем через минуту посетитель мог просмотреть на монтажном столе нужный ролик. Многих киноспециалистов эта система приводила в изумление. Даже Гитлер, единственный раз неожиданно посетивший нас в сопровождении свиты, удивился, что я смогла найти и показать все фрагменты, которые он хотел увидеть.
Графолог
Вдруг я вспомнила, что от десятиборья у меня не было съемок ночного забега на дистанцию 1500 метров. Наши объективы тогда были недостаточно светосильными. Но в легкой атлетике золотые медали за десятиборье наряду с марафонским бегом и бегом на 100 метров ценились особенно высоко, а значит, этот вид должен был непременно войти в фильм.
Эрвин Хубер и чех Клейн, участники финального забега, были еще в Берлине. Вероятно, существовала возможность задним числом восстановить некоторые сцены, но только в том случае, если удастся найти и Морриса, победителя. Мы выяснили, что американские участники Олимпиады еще не уехали в США, а принимали участие в чемпионате Швеции по легкой атлетике. Удалось дозвониться до Морриса в Стокгольме, и он, не раздумывая, тоже сразу же согласился принять участие в съемках. Мысль о том, что я снова увижу его, сильно взволновала меня.
При встрече в аэропорту, нам обоим пришлось держать себя в узде, чтобы никто ничего не заметил. Но со своими чувствами мы уже ничего не могли поделать. Они были настолько сильны, что Моррис не вернулся в Швецию к своей команде, а я вообразила, что он — тот мужчина, за которого я могла бы выйти замуж.
Я совершенно потеряла голову и забыла обо всем, даже о работе. Мне еще никогда не доводилось испытывать такой страсти. Потом пришел день отъезда Морриса, и я в ужасе вспомнила, что съемки, в которых он должен был участвовать так и не состоялись.
У нас оставалась только одна ночь. На следующий день Моррис должен был вместе со своей командой отплыть из Гамбурга в Америку. Приходилось прощаться и, может быть, навсегда. Моррис хотел отказаться от съемок, и мне с огромным трудом удалось уговорить его: разум оказался сильнее страсти. В большой спешке я велела сотрудникам приготовить все для сцен, которые предстояло снять на стадионе. Как за ночь можно это было организовать, так и осталось для меня загадкой, но съемка состоялась. Последний кадр снимали уже за полночь.
Ранним утром Гленну пришлось меня оставить. Было очень грустно и тяжело. Моррису как победителю в десятиборье необходимо было присутствовать на балу, организованном в Нью-Йорке в честь добившейся успеха олимпийской команды.
Из газет я узнала, что Моррис помолвлен с американской учительницей. Это был первый шок. Следующий не заставил себя долго ждать. Я получила письмо. Ничего не понимая в графологии, я смотрела на странным образом переплетенные буквы и мною овладело нехорошее предчувствие. Тем не менее я послала в Америку множество фотографий, которые в немалой степени способствовали его приглашению в Голливуд на роль Тарзана. Я все еще верила, что люблю его.
Вместе со своей подругой Марго фон Опель я провела несколько дней в Кампене на острове Зильт.[254]Коротенький отпуск до начала работы в монтажной. Мы сидели на террасе в кафе. От одного стола к другому переходил некий графолог. Моя подруга передала ему письмо и была поражена верным объяснением. Тогда я вспомнила о письме Гленна Морриса. Графолог бросил на него короткий взгляд и затем резким тоном заявил:
— Это я не стану истолковывать.
— Почему? — удивленно спросила я.
— Не могу.
Мне пришлось долго его упрашивать. После того как я дала ему более крупную купюру, он согласился. Хотя сделал это с большой неохотой. «Речь идет, — сказал он, помедлив, — о человеке опасном — несдержанном, бесцеремонном, грубом и даже с садистскими наклонностями…» Я не хотела этому верить, но тем не менее здорово испугалась.
Мне пришлось долго бороться с собой. Учитывая свои предыдущие неудачи в любви, я решила во что бы то ни стало разорвать странную связь. Прежде всего из опасения столкнуться с новым разочарованием. Прошло полгода, прежде чем мне удалось освободиться от этой привязанности. Уже через много лет я кое-что узнала из американских газет о печальной судьбе Гленна. Он пошел по скользкой дорожке и, разведясь с женой, погиб от алкоголя и наркотиков.
Проблемы и заботы
В начале сентября 1936 года советник Берндт по поручению Геббельса сделал на ежедневной пресс-конференции в Министерстве пропаганды официальное сообщение о том, что впредь до особого распоряжения в прессе нельзя давать никакой информации о моем олимпийском фильме и о моей персоне лично. Этот запрет продержался более года и был отменен лишь за несколько недель до премьеры, с двумя исключениями: во-первых, Минпроп опроверг сообщения иностранной прессы, в которых из-за меня Геббельсу наносились оскорбления, а кроме того, нельзя было замолчать тот факт, что в начале лета 1937 года на Всемирной выставке в Париже я получила три золотые медали.
Со стороны Геббельса последовали и другие каверзы. При проверке кино-кредитным банком бухгалтерской отчетности и кассовых документов моей фирмы в нашей кассе была установлена недостача в размере 80 марок. После этого министр пропаганды потребовал, чтобы из-за столь незначительной суммы я уволила старого верного сотрудника, отца троих детей, Вальтера Гросскопфа. Я отмела это глупое подозрение.
Тогда Геббельс передал мне через своего секретаря Ханке требование: фильм об Олимпиаде должен состоять только из одной серии и чернокожих спортсменов не следует показывать слишком часто. И вновь я не обратила внимания на это распоряжение. Всего несколько дней спустя Минпроп сообщил мне, что по указанию министра я должна немедленно уволить пресс-секретаря Эрнста Егера — в связи с его браком с «женщиной-неарийкой». Я в очередной раз отважилась проигнорировать указание. Мне было ясно, что долго с моим сопротивлением мириться не будут. Так оно и случилось. Геббельс решил окончательно добить меня и забрать мой фильм об Олимпиаде под опеку своего министерства. 6 ноября он отдал распоряжение, чтобы Министерство пропаганды, через которое до сих пор осуществлялось рефинансирование договора с фирмой «Тобис», больше не выплачивало никаких денег моей фирме. Это означало конец работе: мы израсходовали гарантию «Тобиса» в размере полутора миллионов. Превышение расходов уже нельзя было покрыть договором о прокате. Для предусмотренных четырех иноязычных версий и серии короткометражных спортивных фильмов требовалось не менее полумиллиона марок. Наш бюджет был перерасходован, касса пуста. Поэтому я подала в Минпроп прошение о предоставлении новой ссуды. Ситуация была настолько критической, что я почти не могла спать и серьезно подумывала о том, чтобы кому-то передать фильм и уехать за границу.
Для спасения картины мне виделся лишь один шанс — разговор с Гитлером. Но у фюрера не было свободного времени, он постоянно находился в разъездах. Неделю за неделей я предпринимала безуспешные попытки. Наконец 11 ноября мне назвали точную дату, случайно совпавшую с днем рождения жены Геббельса. Мне надлежало быть в рейхсканцелярии к 17 часам.
Гитлер, как всегда, приветливо встретил меня и справился о моей работе. Нервы у меня были настолько напряжены, что я не выдержала и расплакалась. Захлебываясь слезами, я сказала, что не могу здесь больше работать и что в создавшейся ситуации должна буду покинуть Германию.
— В чем причина? — удивился Гитлер.
В отчаянии я воскликнула:
— Меня ненавидит доктор Геббельс!
Тут Гитлер рассердился:
— Что за чепуха! Отчего это доктор Геббельс должен вас ненавидеть?
Мне было противно говорить о легкомысленных выходках, которые позволял себе Геббельс. Рассказала только о препонах, которые чинились мне в работе.
— Вы устали и перенервничали. Подумайте сами: с какой стати министр должен предпринимать что-то против вас?
Меня удивило то, с какой настойчивостью Гитлер защищал своего соратника, а мне совсем не хотел верить. Тут могло помочь только одно — показать ему полицейский протокол, что я собиралась делать только в самом крайнем случае, — и вот этот момент настал. На первенстве Германии по легкой атлетике нам предстояло провести важные съемки крупным планом Хейна и Бласка, победителей в метании молота, так как на Олимпийских играх судья запретил их снимать. Вайдеманн,[255]который должен был делать в 1936 году фильм о партийном съезде, хотел перещеголять «Триумф воли» и потому вознамерился «аннексировать» моих операторов. Когда Ганс Эртль и другие отказались, он отдал эсэсовцам распоряжение арестовать их.
Если до этого момента Гитлер выступал в защиту Геббельса, то теперь, прочтя полицейский протокол, надолго задумался.
Я заметила на его лице бледность, которая позволяла сделать вывод, что он взволнован.
— Хорошо, — коротко резюмировал Гитлер, — я поговорю с доктором Геббельсом. Больше пока ничего не могу сказать. Идите домой. Вас известят.
Он быстро попрощался со мной, когда адъютант во второй раз напомнил ему, что пора отправляться на празднование дня рождения фрау Геббельс. Я же в полнейшей растерянности отправилась домой.
Спустя несколько дней мне позвонил Брюкнер и сообщил следующее:
— С этого дня вы будете подчиняться не министру Геббельсу и не Министерству пропаганды, а Рудольфу Гессу и Коричневому дому. Это, — продолжал Брюкнер, — результат беседы фюрера с доктором Геббельсом, после того как министр заявил, что не может больше продолжать сотрудничать с вами.
В первый момент я еще не до конца поняла всей важности сообщения.
Но вскоре выяснилось, что для меня и моих сотрудников это оказалось благодатью. Все каверзы и вмешательства прекратились. Теперь мы могли работать без помех. Согласие на предоставление ссуды было получено. Наши отношения с Минпропом ограничивались финансовыми отчетами и контролирующими проверками до полного погашения кредита и выплаты процентов по нему. Но нас это уже не касалось, так как Траут и Гросскопф настолько хорошо «прикрывали» меня, что теперь можно было целиком сосредоточиться на работе.
Вилли Цильке
Занимаясь сортировкой, отбором и подписыванием материала, мы получили известие, которое всех нас потрясло. Мать Вилли Цильке в отчаянии сообщила, что сына поместили в «Хаар», мюнхенскую психиатрическую больницу. От жены Цильке мы узнали, что ее муж в приступе душевной болезни уничтожил большую часть своих фоторабот и раскромсал стол и стулья. Кроме того, стрелял из ружья и хотел поджечь квартиру.
Мы были совершенно ошеломлены. Уже на следующий день мы с Вальди Траутом поехали в Мюнхен, чтобы поговорить с директором больницы. Мы знали, что к Цильке нельзя подходить с обычными мерками. Его поведение часто бывало странным. Он нередко звонил в три-четыре часа ночи, чтобы обсудить какую-нибудь настройку камеры. В конце концов, дабы не обидеть его, приходилось изобретать разные отговорки. Вилли был крайне впечатлительным человеком, но
cyberpedia.su
Нацистская олимпиада, Берлин 1936 года
Published on27-Jul-2015
View112
Download1
DESCRIPTION
1. НАЦИСТСКАЯ ОЛИМПИАДА, БЕРЛИН 1936 ГОДАГорпинич Алина 11Г 2. В 1931 году Международный Олимпийский…
Transcript
1. НАЦИСТСКАЯ ОЛИМПИАДА, БЕРЛИН 1936 ГОДАГорпинич Алина 11Г 2. В 1931 году Международный Олимпийский Комитет выбрал Берлин для проведения Летних Олимпийских игр 1936 года. Этот выбор означал возвращение Германии в мировое сообщество после изоляции, последовавшей за ее поражением в Первой мировой войне. 3. Два года спустя лидер нацистской партии Адольф Гитлер стал канцлером Германии и быстро превратил хрупкую народную демократию в однопартийную диктатуру, преследующую евреев, цыган, всех политических оппонентов. Нацисты заявили свои права на контроль над всеми аспектами немецкой жизни, включая спорт. Немецкие спортивные образы 30-х годов служили поддержанию мифа “арийского” расового превосходства и физической силы. В скульптуре и других видах искусства немецкие художники идеализировали развитые мышцы спортсменов, их героическую мощь и подчеркивали “арийские” черты лица. Создание скульптур такого рода говорило о том, насколько важным для нацистских властей являлось вкладывание средств в физическую подготовку, предпосланную военной службе. 4. В апреле 1933 года установка “арийцы только” была введена во все немецкие спортивные организации. “Неарийцы” – евреи или наполивину евреи и цыгане –методично исключались из спортивных организаций и обществ. Тем не менее девять атлетов-евреев, включая полуеврейку фехтовальщицу Хелену Майер (выступавшую за Германию) и пятерых венгров, завоевали медали на нацистской Олимпиаде. 5. В августе 1936 года во время проведения Летних Олимпийских игр нацистский режим старался скрыть свою преступную расистскую политику. Большиство антиеврейских надписей и знаков временно было снято, и газеты снизили свой жесткий риторический тон. Так гитлеровский режим использовал Олимпийские игры, чтобы представить зарубежным зрителям и журналистам фальшивый образ мирной и терпимой Германии. 6. Нацисты не пожалели средств на подготовку Олимпийских игр. На этой фотографии немецкие власти демонстрируют территорию Олимпийской деревни, используя ее уменьшенную модель. Берлин, Германия, июль 1936 года. 7. В Соединенных Штатах, Великобритании, Франции, Швеции, Чехословакии и Нидерландах началось движение по бойкотированию Берлинской Олимпиады 1936 года. Наиболее интенсивные дебаты по поводу участия в Олимпийских играх 1936 года проходили в Америке, которая традиционно посылала на Игры одну из самых многочисленных команд. Некоторые поборники бойкота поддерживали идею контролимпиад. Одну из самых крупных – Народную Олимпиаду – планировалось провести в 1936 году в Барселоне, Испания. Она была отменена из-за вспыхнувшей в Испании гражданской войны в июле 1936 года, как раз когда тысячи спортсменов уже начали прибывать в Барселону. 8. Отдельные атлеты-евреи в индивидуальном порядке тоже избрали путь бойкотирования. В Соединенных Штатах некоторые спортсмены и еврейские организации, такие как Американский Еврейский конгресс и Еврейский Рабочий комитет, поддержали бойкот. Однако так как Любительский атлетический союз США в декабре 1935 года проголосовал за участие в Олимпиаде, другие страны заняли такую же позицию, и бойкот потерпел неудачу. 9. На Олимпийском стадионе немецкие зрители приветствуют Адольфа Гитлера во время игр XI Олимпиады. 10. Нацисты провели тщательную подготовительную работу к Летним Олимпийским играм. Был сооружен огромный спортивный комплекс. Олимпийские флаги и флаги со свастикой украшали монументы и дома праздничного и многолюдного Берлина. Большинство туристов не подозревали ни о временно убранных нацистами антиеврейских знаках, ни о полицейской облаве на цыган, санкционированной министром внутренних дел Германии. 16 июля 1936 года около 800 цыган – жителей Берлина и его окрестностей – было арестовано и находилось под наблюдением полиции в специальном лагере Марцан под Берлином. 11. Германия искусно рекламировала Олимпиаду, использую красочные плакаты и распространяя печатные издания. Спортивные скульптуры изображали связь между нацистской Германией и античной Грецией, символизируя нацистский расовый миф о том, что высшая немецкая цивилизация по праву является преемником “арийской” культуры классической античности. 12. Германия праздновала победу на ХI Олимпиаде. Немецкие спортсмены завоевали наибольшее количество медалей, немецкое гостеприимство и организация получили признание гостей. Многие газетные сообщения вторили репортажу “Нью Йорк Таймс”, отмечавшему, что Игры “вернули Германию в лоно наций” и даже сделали ее “опять более человечной”. Некоторые выразили надежду, что эта мирная перемена сможет продлиться. Только несколько журналистов, таких как Уильям Ширер, понимали, что берлинский блеск был просто фасадом, прятавшим расистский и деспотичный преступный режим. 13. Как только с отчетами об Играх было покончено, Гитлер активно продолжил претворение в жизнь грандиозных планов немецкой экспансии. Преследование евреев возобновилось. Через два дня после окончания Олимпиады начальник Олимпийской деревни Вольфганг Фюрстнер покончил собой, узнав, что уволен из армии в запас из-за его еврейского происхождения.
docslide.us
