Содержание
«Он выходил сражаться насмерть». О чем умолчали в фильме «Чемпион мира»
Фильм «Чемпион мира» режиссера Алексея Сидорова, вышедший в российский прокат прямо перед Новым годом, рассказывает об одном из самых напряженных поединков за шахматную корону между советским гроссмейстером Анатолием Карповым (действующим на тот момент чемпионом) и претендентом на титул – Виктором Корчным, который к тому моменту являлся «лицом без гражданства» (он покинул СССР в 1976 году и был лишен гражданства).
Блокадник, любимец питерской богемы, а затем «невозвращенец» Корчной изображен в фильме злобным неврастеником. Его жена – легендарная Петра Лееверик появляется лишь в эпизоде. Между тем уроженка Вены, узница воркутинских лагерей, ставшая для Корчного не только женой и другом, но и главным менеджером, она играла особую роль и в том знаменитом поединке за шахматную корону. О чем умолчали в очередном блокбастере студии ТРИТЭ Никиты Михалкова – в материале Север.
Реалии.
Трехмесячная серия игр проходила в городе Багио на Филиппинах в 1978 году. Карпов представлял Советский Союз, Корчной выступал без флага. За два года до этого, находясь на турнире в Голландии, он принял решение не возвращаться в СССР. Поэтому советским журналистам, которые писали о чемпионате, было дано указание как можно реже упоминать в своих материалах фамилию Корчного. Его называли просто «претендент» и, разумеется, не рассказывали о том, что на родине у «претендента» остались в заложниках жена и сын, за которыми непрерывно следят агенты КГБ.
Три года спустя победивший в том напряженнейшем матче со счетом 6:5 Анатолий Карпов напишет книгу «В далеком Багио», где расскажет о том, как скандально вел себя на чемпионате Виктор Корчной и какие «провокации» устраивала во время турнира его голландская подруга и менеджер Петра Лееверик (в девичестве Хайне; Лееверик – фамилия её второго мужа – голландца), подсовывавшая запрещенный «Архипелаг Гулаг» членам советской делегации.
Конечно, если бы поклонники Карпова знали тогда, что в 17 лет Петра была арестована НКВД и осуждена на 20 лет лагерей «за шпионаж», её поступок не показался бы им таким уж странным.
«…Она была на три года и на много-много лет старше Виктора: когда они познакомились, он только начинал жизнь в незнакомом мире, известном Петре с рождения. Уроженка Вены, Петра Хайне вскоре после окончания войны, в августе 1945 года, перебралась в Лейпциг. Девушка поступила в университет, стала членом католической студенческой организации, но когда годом позже вернулась домой на каникулы, её арестовали в советской зоне столицы Австрии, предъявив обвинение в шпионаже в пользу Америки. После трёх дней в подвале и стоянии по щиколотку в ледяной воде она подписала приговор, не понимая ни слова по-русски. Язык она выучила в воркутинском лагере, где провела половину своего двадцатилетнего срока.
…Петра стала для него не только подругой (официально брак был оформлен в 1992 году), но и секретарём, экономкой, менеджером, телохранителем и шофёром.
Помимо этого она исполняла роль налогового советчика, адвоката и даже секунданта на матчах за мировое первенство…» – писал советский, впоследствии нидерландский шахматист, гроссмейстер Геннадий Сосонко.
Но в книге чемпиона мира этих подробностей нет, как нет их и в фильме «Чемпион мира», снятом в патриотической стилистике «весь мир против наших, а наши побеждают».
В фильме какие-то загадочные вертолеты по ночам зависают над виллой, где живет Карпов, и не дают ему спать. Параноик Корчной мотает ему нервы своими выходками. Петра Лееверик сверлит из зала недобрым взглядом. Но всё тщетно, потому что главный герой знает: за ним вся страна. Член советской делегации так и говорит, зачитывая приветственные телеграммы: «С нами вся страна – рыбаки, животноводы!» К тому же главный герой – симпатичный парень, у него ясный взгляд, четкая речь, крепкие нервы. А ещё – больной отец и любимая девушка, которая не спит ночами, переживая за исход каждой партии. У зрителя просто не остается другого выхода, кроме как полюбить этого человека и желать ему победы.
Потому что Корчной (в исполнении Хабенского) симпатии не вызывает. У претендента зеркальные темные очки, расшатанная нервная система и практически никакой биографии. Хотя всего один факт, что шахматную карьеру настоящий Корчной начинал в Доме пионеров блокадного Ленинграда в 1943 году, мог бы придать человеческое измерение его кинообразу. Но фильм «Чемпион мира» не о людях и, пожалуй, даже не о шахматах. Это идеологическая работа на тему: наши – лучше всех и всегда борются с мировым злом.
Идеологию фильма вполне отражает байка, которую рассказывали во время того памятного матча 1978 года. Якобы «враг нашего советского народа» Корчной единственный остался сидеть, когда включили советский гимн, и тогда гроссмейстер Михаил Таль (по другой версии – шахматный журналист Александр Рошаль) похлопал его по плечу и громко шепнул: «Вставай, проклятьем заклейменный!»
Эмиль Сутовский
Гроссмейстер Эмиль Сутовский, генеральный директор ФИДЕ и чемпион Европы по шахматам 2001 года, ныне живущий в Израиле, рассказал в интервью Север.
Реалии о перипетиях того матча в Багио, непростом характере Виктора Корчного и его отношениях с Петрой Лееверик.
– Чемпионат 1978 года в Багио был больше, чем шахматы. Анатолий Карпов писал об интригах «группы Корчного». Сам Корчной в своей книге жаловался на особые методы давления на него, которые использовали «советские товарищи». Что в этом правда? Когда вы познакомились с Виктором Львовичем, он делился с вами воспоминаниями?
– Да, он любил об этом вспоминать. Мы познакомились ещё в 1990-х годах, а в 2005-м, на турнире в Венгрии, провели вместе две недели, регулярно общаясь, и на прогулках, и между партиями. Я тогда был на подъеме, мне было 28 лет, а Корчной был еще весьма силен, хотя уже пожилой человек, но боролся на высоком уровне. В принципе, у него было черно-белое видение этой ситуации. А я, как бы смущаясь немножко, в наших диалогах озвучивал роль «адвоката дьявола» и говорил: «Виктор Львович, ну, все же было не так однозначно, на самом деле». Конечно, у советской делегации было гораздо больше ресурсов, чтобы влиять на матч, и трудно сравнивать огромную советскую машину и ресурсы Корчного.
Свою команду Корчной собирал с миру по нитке, в ней были представители нескольких стран: американцы, англичане, израильтяне, индийцы. Вот про индийцев говорили разное, поскольку они были парапсихологами, членами запрещенной секты «Ананда Марга», их обвиняли в том, что они действуют не всегда «мирными средствами».
Но, естественно, опять-таки сравнить это с советской «машиной». Все, наверное, знают историю о том, как Карпову во время партий приносили кефир по специальному рецепту. Карпов мне, кстати, тоже рассказывал об этом замечательном напитке – я с Анатолием Евгеньевичем общался еще больше, чем в Виктором Львовичем, – и однажды напрямую спросил: «Ну, а что там было, в этом кефире?» На самом деле, очень интересно. И он ответил: «Я жутко сожалею, что утрачен его рецепт. Напиток разрабатывался для советских космонавтов, и это было очень мощное тонизирующее средство». Поскольку партии продолжались по много часов, ему во время игры приносили для поддержания сил. Но теперь рецепт утрачен.
Смотри также
«Мы успели пошутить». Другой КВН
– Тот самый кефир, о котором Корчной в своих воспоминаниях написал: «В середине партии Карпова подкармливали наркотиком. Зачастую после кормежки он начинал строчить ходы, как из пулемета»?
– Не знаю, классифицировался бы он как допинг сегодня. То есть это не было на основе кофеина или каких-то средств, он говорил, что он разрабатывался для космонавтов, и к сожалению, человек, который это разрабатывал, вскоре умер, а рецепт так никто и не записал, и он не сохранился.
Чемпион мира по шахматам Анатолий Карпов после возвращения из Багио, где он одержал победу над Виктором Корчным, 1978 год
– Какую роль на турнире играла Петра Лееверик?
– Она была руководителем делегации, поскольку Корчной, в принципе, практически был такой волк-одиночка на тот момент. Хотя он жил в Швейцарии, но он даже не мог толком Швейцарию представлять, потому что недавно туда перебрался. Согласно правилам ФИДЕ, ты не можешь так вот запросто начать представлять страну.
Была целая битва за это, и швейцарская федерация не вписывалась за Корчного в этой битве. И главой делегации он, собственно, назначил Петру – свою подругу, тогда это была подруга, они поженились потом, в девяностые годы. А так они всегда были, начиная с конца 70-х, вместе, и она была дама такая очень интересная, очень воинственная. Она относилась к Советскому Союзу гораздо хуже, чем сам Корчной. Виктор Львович, что ни говори, все-таки не был диссидентом. Его очень многое в советской системе доставало, раздражало, он был человеком сложным, человеком конфликтным, очень принципиальным, но, с другой стороны, он не боролся с системой. Да, врагов в СССР он нажил себе немало, и это было связано с его характером. Он был человеком очень колючим, очень острым на язык, он мог высказать нечто нелицеприятное даже своим коллегам, и во время игры тоже его манера игры, манера поведения за доской, она была всегда очень… как бы помягче сказать… ну, не всегда корректной.
– Что он делал во время игры?
– Среди шахматистов есть тактика «мелкого фола», когда ты можешь как-то шуметь, шуршать руками незаметно, может быть, для судьи, и раздражать соперника, постукивать костяшками пальцев, например.
И он этого не чурался, надо сказать. Вообще, Виктор Львович был фантастическим бойцом и фантастически преданным шахматам человеком, но, скажем так, было два вида отношения к Корчному. Восторженное отношение: Корчной настолько велик и так много положил на эту чашу, что мы простим ему всё это, и критическое: Корчной – это просто злобный дядька, с которым противно иметь дело. Не существовало промежуточного варианта, мол, Корчной – приятный человек, который посвятил свою жизнь шахматам. Лично я, например, всегда ему все прощал, хотя, играя с ним, часто на него жутко злился, за то, что он меня выводил своим поведением из себя. С ним я играл ниже своего уровня, скажем так, потому что он, действительно, умел это…
Это даже не психология, а такая тактика мелкого фола. Поэтому говорить о том, что Корчной был весь такой белый и пушистый, и борец за свободу, а Карпов был таким комитетчиком, это неправильно. У нас принято всегда бело-черные оценки давать. На самом деле, все не так просто. В плане манеры поведения за доской Карпов куда как более корректен.
И Корчной в ситуации, когда, скажем так, нервы были взвинчены, чувствовал себя гораздо более уверенным. Я частично этим и объясняю тот факт, что этот матч, который был жутко нервным с обеих сторон, сложился достаточно удачно для Корчного. Потому что в целом, если по шахматной составляющей говорить, Карпов, конечно, куда более значимая фигура, но Корчной своими бойцовскими качествами, своим умением лечь костьми и все сделать для победы, в том числе, и не совсем дозволенное… Короче говоря, использовать все шансы, в том числе и те, скажем так, за которые может быть стыдно, он все-таки этого не чурался.
27 сентября 1974 г. Партия шахматного матча Виктор Корчной (слева) – Анатолий Карпов (справа)
– Он и книгу свою назвал «Шахматы без пощады», видимо, в этом тоже проявилось его мировоззрение. Возвращаясь к вопросу о Петре, вы сказали, что она была главой делегации. В чем была ее роль?
– Да, Петра была главой делегации, и ей приходилось бороться с главой делегации Карпова, Батуринским.
Представьте, с одной стороны Батуринский – человек, который сделал карьеру в органах, полковник в отставке, очень жесткий дядька, а с другой – Петра, которая прошла лагеря, Воркуту, тоже очень жесткая, предельно жесткая. В те годы, когда мы общались, ей уже было далеко за 70, и она уже чуть смягчилась, но даже по лицу, по манере, по отдельным репликам, по жестам можно было вот эту жесткость сразу почувствовать. Это была женщина совершенно неординарная, она была в своем роде круче Корчного. Потому что Корчной все-таки прежде всего фантастический шахматист, и как игрок, и как борец, и так далее. Петра была очень образованной женщиной, знала пять языков, пожила во многих странах. Выросла она в Вене, после войны оказалась в советской оккупационной зоне, и ее обвинили в шпионаже. Я не совсем понимаю, что такое шпионаж в то время, ну, находилась она в зоне расположения советских войск, и что? Ей было всего 17 лет, когда ее схватили. Однако факт остается фактом, Петру отправили в Советский Союз, и она 10 лет провела в воркутинских лагерях.
Ее лагерь – Воркута – был описан Солженицыным в «Архипелаге ГУЛАГ». Непосильная работа, нечеловеческие условия жизни навсегда подорвали здоровье молодой женщины. Зато фрау Лееверик узнала, почем фунт лиха! Узнала, что представляет собой советская власть, советское государство с другой, непоказной стороны! Ей не надо объяснять, кто такой бывший военный прокурор, полковник юстиции в отставке Батуринский – верный служака, который в годы сталинщины не раз (уж будьте уверены!) ставил свою подпись, обрекая когда на медленную, а когда и на быструю смерть невинные жертвы. Да, единственным человеком, который мог бы достойно противостоять советским, была эта женщина, и мы решили, что она будет руководителем нашей делегации.
Виктор Корчной. «Шахматы без пощады»
– Она что-то рассказывала вам лично об этом времени?
– Не помню, чтобы она говорила про лагеря. Кроме того, что там она выучила русский язык. Но во всех её разговорах чувствовалась ненависть к советскому режиму, который ей жизнь сломал.
К счастью, не совсем сломал. Ей еще повезло, что в 1956 году её освободили и позволили уехать обратно на Запад, относительно молодой женщиной. Все-таки успевала пожить жизнь, а могло все закончиться совсем-совсем иначе. Приговор был 20 лет. И в лагерях, как мы знаем, с людьми случалось всякое. Но те, кто прошли лагеря, выжили, превозмогли и не сломались, они становятся удивительно мощными такими людьми. Петра была очень умным человеком, но при этом очень жесткой и категоричной, со своим черно-белом видением мира.
Советские шахматисты (слева направо) Виктор Корчной, Василий Смыслов и Марк Тайманов. 1960 год
– Какие у них между собой были отношения? У Петры и Виктора Львовича?
– Они вели очень интересные беседы. Я помню, им было уже за 70, ему – 74, она на пару лет старше, и это всегда были какие-то отношения… «дореволюционные» – всегда на «вы», всегда одеты, даже на завтрак, как будто они собрались на какой-то светский вечер. Прогуливались неспешно под ручку. И она, хотя не играла в шахматы совсем, в игровом зале всегда присутствовала, решала кроссворды чаще всего или читала книжку, пока Виктор играл.
Это могло продолжаться и четыре часа, и пять, она никуда не уходила, всегда находилась рядом с ним, в нескольких метрах. И, соответственно, во время матчей ее роль, как главы делегации, была очень важной во всех спорных вопросах, которые возникали постоянно. В Багио, например, конфликт произошел с самого начала, когда запретили играть в честь Корчного гимн Швейцарии, потому что он как бы не швейцарец. Советская делегация заявила: мы протестуем, вы не имеете права. И это все надо было оспаривать. Потом был знаменитый эпизод с доктором Зухарем, парапсихологом, который якобы влиял на ход игры, сидя в зале. Я думаю, что этот момент, действительно, был нарочно спровоцирован советской делегацией, в расчете на то, что Корчной – человек мнительный и верил во всякие такие «воздействия».
«Прошло несколько дней. Стало ясно, что это привезенный советскими психолог. Владимир Зухарь сидел возле самой сцены; все пять часов, не шевелясь. Было очевидно, что он ежедневно работает с Карповым; по-видимому, проводит гипнотические сеансы перед игрой, а во время игры визуально подбадривает чемпиона.
В то же время он старается вне игры чаще встречаться со мной, давая мне понять, что он действует и будет действовать отрицательно на меня. Я начал прятаться от Зухаря, по возможности меньше находиться за столиком на сцене».
Виктор Корчной. «Шахматы без пощады»
– Как, если Петра шахматами не интересовалась и не играла, она познакомилась с Корчным? Они вам рассказывали?
– Это очень интересная история. После отсидки в Воркуте Петра, вернувшись на Запад, вышла замуж за голландца и к шахматам никакого отношения не имела. Но у нее сохранилось такое love-hate отношение ко всему советскому, к тому, что происходило в Союзе. Известно, например, что она пыталась вступить в переписку с Солженицыным, который за несколько лет до того тоже оказался на Западе. И когда Корчной давал сеанс одновременной игры, по-моему, это было в Голландии, она оказалась то ли среди участников, то ли среди зрителей, ну, для этого не обязательно хорошо играть, достаточно знать ходы.
В общем, она сама инициировала знакомство с Корчным. И они достаточно быстро сошлись.
– То есть ее «не отпускала» страна, где она, в общем-то, единственный раз была только по принуждению в лагере.
– Какой-то психологический момент в её отношении к Союзу присутствовал. Может быть, Петра увидела в Викторе путь отмщения, может быть, это была просто сильная какая-то связь с чем-то советским. Сейчас об этом смешно говорить, и большинство людей с трудом уже могут понять, почему в 1976 году гроссмейстер уехал на Запад и там остался, и этот поступок вызывает настолько сильные эмоции. Но я-то с детства помню советские книги о шахматах, и там даже имени Корчного не упоминается, вообще ни разу. Даже в книге Каспарова, выпущенной в 1983 году, пишется просто: «первая партия», «вторая партия», «мне предстояло сыграть с соперником опытным, повидавшим многое», – и нет нигде имени «Корчной». Настолько это проходило красной нитью, что сборники партий других великих шахматистов, например, Геллера, в которых Корчной упоминался, исчезали и становились библиографической редкостью.
Это действительно удивительный факт, и сейчас это трудно понять. Но Корчного бойкотировали на уровне, так называемых, неофициальных турниров… Советский Союз не мог запретить Петросяну, Спасскому или Полугаевскому играть с Корчным на чемпионате мира. Но во всех турнирах не официального цикла, а в таких традиционных гроссмейстерских турнирах, которых было достаточно много, советская Шахматная федерация в течение нескольких лет выставляли ультиматум: если играет Корчной, то мы не присылаем советских шахматистов. И поскольку советских шахматистов было два-три в этих турнирах, то зачастую организаторам приходилось делать выбор. Некоторые принципиально говорили: хорошо, мы тогда пригласим Корчного и будем без советских. А некоторые говорили: вместо Корчного тогда пусть играют Карпов, Белявский, Полугаевский, и так далее.
Гроссмейстер Виктор Корчной, представляющий Швейцарию, во время шахматного матча «Битва гигантов», 18 декабря 2009
– А вы сами у Корчного выигрывали?
– Я не выигрывал.
Я играл с ним три раза, проиграл две партии, одну свел вничью. На меня очень воздействовала его манера игры, тут нечего и говорить. Правда, одну партию я проиграл действительно по делу, ничего не скажу, а в двух остальных он меня просто сумел так вывести из состояния равновесия… В этот момент я уже играл объективно гораздо сильнее, и у меня был гораздо выше рейтинг, но в этих двух партиях я по ходу игры имел огромное преимущество, но в итоге сделал одну ничью и одну проиграл вместо двух побед, потому что вот… трудно мне игралось. Но были и более хладнокровные спортсмены, которые с этим справлялись. А были и такие в молодом поколении, которые просто «в стык» шли – он им мешает, и они ему мешают, он костяшками хрустит, а они фигурками по доске бьют или по часам. Я себе такого позволить не мог, потому что Виктор Львович – великий, и все такое, а менее сентиментальные души так делали. И он, кстати, никогда этим не возмущался, он понимал, что ему отвечают той же монетой, и принимал это.
– При этом его в английской Википедии называют «самым сильным шахматистом, не ставшим чемпионом мира».
– Я бы тоже так сказал, безусловно.
– То есть, отвлекаясь от психологии, в чем была сила его игры?
– Можно сказать у него было очень много сильных сторон. Прежде всего у него была абсолютно филигранная техника эндшпиля, особенно в сложных партиях, которые надо ощутить, проанализировать, вдуматься. Во-вторых, он был очень жестким шахматистом, скажем так. В то время многие шахматисты играли очень «богемно», не кровопролитно. Слабого соперника они обыгрывали, а когда играли с сильным соперником – экономили силы, не рисковали, довольствуясь ничьей. Корчной каждую партию играл по максимуму, он в каждой партии вкладывался полностью, и, в конце концов, это окупалось в самые важные моменты. Потому что, когда ты играешь четвертьфинальный или полуфинальный матч на первенство мира, ничьей быть не может, должен определиться победитель. И вот эта его извечная готовность бороться в каждой партии по максимуму, она привела к тому, что в Багио он чуть не разбил Карпова, более молодого и сильного игрока.
Корчной бился в каждой партии просто не на жизнь, а на смерть, и ему это позволяло добиваться уникальных совершенно результатов. Ни у кого из шахматистов не было такой серии побед с максимальным, почти стопроцентным результатом. Потому что он даже в ситуации, когда уже первое место было обеспечено, продолжал играть на максимуме. Его можно с Фишером сравнить, но у Фишера карьера была короткая, и у него там было столько нервных срывов, что очень трудно проследить какую-то одну линию. А у Корчного она была, даже в преклонном возрасте… Ведь в чем беда возрастных шахматистов? Не только в том, что становится хуже память или концентрация, а в том, что уходит воля, вот это желание обязательно победить, уходит огонь. Ты думаешь: ну, хорошо, я уже чемпионом мира не стану, у меня и так все хорошо, а дома у меня дети и внуки, чего я буду здесь сгорать? Сыграл как сыграл, ну, постарался. Корчной и в 70 лет выходил и ложился костьми, в 2001 году он выиграл турнир, где играли пять шахматистов, четверо из которых входили в мировую элиту.
19 апреля 1994 г. Виктор Корчной с женой Петрой и мать чемпиона мира Клара Каспарова (слева).
– То есть у них обоих с Петрой были такие огненные характеры?
– Безусловно, да.
– Вы написали в своем тексте на фейсбуке, что она ему бутерброды с черной икрой готовила.
– Это у него это была, скажем так, особая диета, состоявшая из черной икры. Он всегда возил с собой баночку, и Петра ему, действительно, заботливо делала бутерброды. Причем себе не делала, только ему. Я хорошо помню эту сцену.
– Жене Корчного и их сыну долго не разрешали выехать из Советского Союза. Может быть, отчасти этим обстоятельствам был обязан их союз с Петрой? Он вам не рассказывал ничего об этом?
– Нет, это слишком личное, и я не могу претендовать на то, что мы были такими близкими друзьями с Виктором Львовичем. Но я не сомневаюсь, что он чувствовал одиночество, уехав из Союза, и ему был нужен друг, партнер и какое-то «плечо». И как раз Петра сыграла эту роль в его жизни.
Благодаря её поддержке он до 80 лет одерживал победы. В 70 лет он выиграл турнир, а когда ему было 80, он в турнире выиграл партию у Фабиано Каруана, который стремительно врывался в этот момент в мировую десятку. Причем выиграл ее по абсолютно таким классическим канонам, эта партия до сих пор образцовая и совершенно блестящая. А ведь он уже еле-еле видел в то время.
«Когда я звонил в Швейцарию, трубку чаще всего, а в самый последний период – всегда, брала она (Петра Лееверик. – СР). Мы несколько минут болтали о том о сем, но лагерная тема довольно часто всплывала в наших разговорах.
26 августа 2014
– … А у меня, Генна, новости – русские мне компенсацию решили выплатить…
– Какую еще компенсацию?
– Так я же десять лет сидела…
– А как вы узнали? Вам что, из посольства позвонили?
– Нет, я письмо на днях получила…
– М-даа, это что, семьдесят лет спустя, ведь вас, кажется, в 46-м году увезли?
– Да, и на Воркуту…
– И сколько вам, Петра, собираются выплатить, если не секрет?
– Сама не знаю, в письме просят только сообщить номер счета в банке.
– Ну, скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается.
– Какая еще сказка?
– А это так по-русски говорят…
– Да нет, сам Горбачев обещал…
– Как Горбачев? Сейчас там, по-моему, другой президент…
– Нет, думаю, если и другой, всё равно получу… Правда, если какую-нибудь маленькую сумму предложат, – откажусь. Ну вот, даю вам Виктора…
Из воспоминаний Геннадия Сосонко.
– Все это время они были счастливы вместе, если по-киношному опять же спросить, вот эта пара?
– Вы знаете, счастье же не обязательно в страстной любви. Она помогла ему прожить максимально долгую жизнь в шахматах, полностью воплотив себя. Поэтому, безусловно, она для него была счастливой судьбой. Без нее он не смог бы на 40 лет практически продлить свою карьеру, скажем так. Ведь он оказался на Западе, когда ему было уже 45.
– По тем временам почти пенсионный возраст.
– Да, когда большинство людей начинали думать о спокойной старости.
А у него в этот момент начинается взлет, он проходит претендентский цикл, борется на равных с Карповым в этом мачте в Багио. И более того, об этом мало кто знает, но, проиграв этот матч самым драматичным образом, он всего через неделю едет на шахматную Олимпиаду в Буэнос-Айрес и там побеждает. Карпов, моложе его на 20 лет, после турнира несколько месяцев приходит в себя, а Корчной летит на другой континент, там сражается и побеждает – берет золото на первой доске. И так в каждой партии он сжигал себя. Просто удивительно, что он умер не за шахматной доской, потому что этот человек всегда выходил сражаться насмерть, – говорит Эмиль Сутовский.
P. S. Виктор Корчной ушел из жизни в 2016 году. Ему было 85 лет. Петра Лееверик скончалась в прошлом году в день своего 93-летия.
Противостояние с Виктором Корчным глазами Антолия Карпова. Глава из автобиографии чемпиона мира – аналитический портал ПОЛИТ.РУ
Издательство «Эксмо» представляет книгу Анатолия Карпова «Жизнь и шахматы.
Моя автобиография».
Анатолий Карпов впервые выступает с рассказом о своей жизни и пути на шахматный Олимп. Жизнь в Советском Союзе и в современной России, путешествия по миру и впечатления о любимых городах и странах, занимательные истории о знакомствах с великими актерами, художниками, музыкантами, спортсменами и политиками — вот лишь часть того, о чем рассказывает великий шахматист. Многие страницы книги Анатолия Карпова посвящены историям его борьбы с Корчным и Каспаровым за звание чемпиона мира, рассказана в книге и жесткая правда о борьбе с Илюмжиновым за пост президента FIDE.
Предлагаемый отрывок из книги Анатолия Карпова рассказывает о матче за титул чемпиона мира, проводившемся в 1978 году в городе Багио. Противником Карпова был гроссмейстер Виктор Корчной, ставший за два года до этого невозвращенцем и лишенный советского гражданства. Любители шахмат уже могли прочитать описание этого знаменитого матча в книге советского шахматного функционера Виктора Батуринского, а также ознакомиться со взглядом другой стороны — в книгах самого Виктора Корчного.
Теперь о событиях тех лет рассказывает Анатолий Карпов.
Итак, в семьдесят восьмом году Корчной стал претендентом на звание чемпиона мира, и шахматное сообщество застыло в напряженном ожидании матча советского победителя и диссидента. Я не могу утверждать, что личность соперника не имеет для шахматиста абсолютно никакого значения, но и решающей нагрузки, во всяком случае для меня, она точно не несет. Ты садишься за стол, во-первых, ради самой игры, а во-вторых, ради победы, хотя эти причины можно легко поменять местами. А кто сидит напротив — какая разница. Ты хочешь победить любого достойного соперника, независимо от того, какую страну он представляет. Но в случае с Виктором, безусловно, сложно было полностью отстраниться от буквально окутывающего меня со всех сторон наваждения особой важности этой победы. Сложно оставаться просто Анатолием Карповым, когда каждая газета, каждый эфир, посвященный будущему матчу, делает из тебя карающую руку, должную в очередной раз продемонстрировать всему миру, что Советский Союз быстрее, выше, сильнее.
Чувствовал ли я в душе, что обязан обыграть Корчного не просто как соперника, а в наказание за его поведение по отношению ко мне? Конечно же, нет. Да, я не понимал и не прощал многих его поступков, но невозможно обижаться на человека, который не чувствует себя виноватым. Корчной искренне полагал, что в Союзе его зажимают, не дают раскрыться, ставят палки в колеса и не дают стать чемпионом мира, а ко мне благоволят и продвигают вперед. Его право думать так, как ему хотелось, но все матчи я выигрывал честно. Обижаться на человека за то, что, как и почему он думает? Зачем? Какой толк от твоей обиды, если она никого и ничему не может научить. Да и сражаться с соперником проще тогда, когда между вами нет безусловной и категоричной неприязни.
Забегая вперед, скажу, что наши личные человеческие отношения с Виктором Львовичем восстановились. Я всегда с большим уважением относился к его неоспоримой шахматной силе, восхищался его умением играть до конца, никогда не отступать и до последнего использовать все шансы на победу.
Кроме того, я всегда помнил о том, что моя шахматная карьера сложилась именно благодаря его знакомству с Сергеем Борисовичем Лавровым — секретарем парторганизации Ленинградского государственного университета. Лавров был самым молодым доктором географических наук в СССР, потом долгое время занимал пост председателя Научного географического общества, ну, а во время нашего знакомства поспособствовал моему переводу из МГУ в Ленинград. Возможно, оставшись в Москве, я дошел бы до чемпионства какими-то другими путями, но эти пути, определенно, были бы гораздо длиннее и тернистее. А вполне возможно, что, не переехав в Ленинград, я бы навсегда упустил из рук шанс на шахматную корону. Я никогда не забывал об участии Виктора Львовича в моей судьбе, да и если бы хотел забыть, он бы, упоминая об этом при каждом удобном и неудобном случае, никогда не позволил бы этого сделать.
Корчной был борцом и в игре, и в жизни, и порой я думал о том, что эту черту характера он мог выработать, переживая блокаду в Ленинграде.
Великий мастер, шахматист от Бога, блокадник — нуждался ли он в моем прощении и была ли у меня необходимость культивировать в себе ростки обиды? По прошествии лет ни один из нас уже не вспоминал о былом. Жизнь, удивительная своими сюжетами и поворотами, и в данном случае подарила мне поразительный факт: последние два года своей шахматной жизни Виктор Львович провел, играя по моей рекомендации за мою бывшую уральскую команду.
А в Багио семьдесят восьмого невозможно было не чувствовать особого настроения. Такого кипения страстей вокруг древней игры мир еще не видел. Тем более что в отборочном цикле Корчной, которому в итоге политическое убежище предоставила Швейцария, а не Нидерланды, играл просто блестяще и к поединку со мной подошел в своей полной силе. Ему, безусловно, был выгоден политический окрас матча, ведь таким образом можно было рассчитывать на безоговорочную поддержку всех стран, которые недолюбливали Советский Союз. А недоброжелателей хватало, тем более что советская делегация потребовала отобрать у Корчного право играть под флагом Швейцарии, так как гражданства этой страны у него не было.
Было очевидно, что Корчной, который был ничуть не менее резок и агрессивен, чем Фишер, будет использовать любую возможность, чтобы страсти накалились до предела, а я вышел из себя. Виктор Львович был начеку, и любая оплошность нашей стороны приводила к новой порции скандалов и требований. Чего только стоит нашумевшая история с кефиром, который мне принесли во время одной из партий.
Многолетние поклонники шахмат наверняка помнят об этом случае, а новым читателям, надеюсь, будет любопытно узнать, как ловко Корчной усмотрел в этом нарушение регламента и заявил, что с помощью стакана мне подсказывают, какой ход следует сделать. Скандал достиг такого апогея и так активно обсуждался, что был выработан целый регламент по последующей подаче напитков, а журналисты метко окрестили случившееся «бурей в стакане кефира».
Следующим камнем преткновения стала фигура доктора Зухаря — специалиста по проблемам перегрузок и нормализации сна, который работал с советскими космонавтами и неоднократно помогал им справиться с трудностями.
К сожалению, оказать действенную помощь мне в физическом плане доктору не удалось, но Зухарь был убежден в том, что обладает какими-то парапсихологическими способностями, которые могут подавить негатив, исходящий от Корчного в мою сторону. Всё, что он делал, — сидел в зале и смотрел на соперника. Многие шахматисты — люди мнительные и нервные, во время напряженного матча нас может вывести из себя любая мелочь: шум, скрип, стук пальцами по столу или легкое покачивание соперника на стуле. Корчной же был не просто нервным, а излишне резким и взрывным, психика его была крайне неустойчивой. Взгляд Зухаря мгновенно привел его в бешенство, и Виктор потребовал удалить доктора из зала. Конечно, вывести человека просто за то, что тот наблюдал за ходом игры, никто не посмел, но Зухаря пересаживали, и неоднократно, потому что Корчной утверждал, что чувствует взгляд доктора из любой точки зала и не может сосредоточиться. Кроме того, он увлеченно рассказывал журналистам, что Зухарь взглядом подсказывает мне ходы.
Совершенно абсурдное утверждение, если учесть, что доктор в шахматы даже играть не умел.
В конце концов своими вечными придирками, градом оскорблений, которыми Корчной, ни капли не стесняясь, осыпал меня в прессе (да и не только в прессе, мог и тихонько, так чтобы никто, кроме меня, не слышал, обматерить прямо за игровым столом), соперник довел меня до того, что перед началом очередной партии я отказался пожимать ему руку.
Матч продолжался на фоне постоянных стрессов и скандалов.
Количество партий было неограниченно, мы играли до шести побед, и при счете 4:1 в мою пользу страсти внутри Корчного накалились до предела. Он взял тайм-аут, уехал в Манилу, где собрал большую конференцию и объявил, что борется с кентавром с торсом Карпова и головой Зухаря. Корчной утверждал, что это мракобесие Советский Союз готовил еще к матчу с Фишером и теперь, когда прозорливый американец не стал принимать участие в чемпионской гонке, он — Виктор — должен стать подопытным кроликом в чудовищных экспериментах коммунистов.
Корчной выдвигал всё новые и новые обвинения, говорил, что Зухарь внушает мне, будто я не Карпов, а Фишер и Алехин вместе взятые, угрожал прекратить свое участие в матче, если не найдет «противоядие». И он его нашел в лице американских йогов — Стивена Двайера и Виктории Шепард. Не знаю, что это были за йоги и какими такими особыми способностями они обладали и обладали ли вообще, но знаю только, что находились они под следствием за покушение на индийского дипломата и были выпущены из филиппинской тюрьмы под залог. Обнаружив сей факт, наша сторона, измученная выходками Корчного, объявила йогов террористами и потребовала удалить новых помощников Виктора из зала.
Наше условие выполнили, но Корчной действительно будто бы напитался какой-то невиданной энергией, успокоился и стал играть так мощно, что моя уверенность в победе пошатнулась, несмотря на то что после двадцать седьмой партии счет уже был 5:2 в мою пользу и до триумфа оставалась всего одна победа. Но физически и эмоционально я был уже настолько измотан, а к этому времени мы играли уже два с половиной месяца, что у меня совершенно пропал сон, голова постоянно была тяжелой и соображала вполсилы.
Никакой профессионализм Зухаря меня не спасал. А соперник, оказавшись на грани поражения, наоборот, приободрился и, видя мое удрученное состояние, всего за четыре следующие партии сравнял счет.
Сказать, что в нашей делегации воцарилась паника, — не сказать ничего. Поражение от Фишера было бы сущей ерундой по сравнению с проигрышем перебежчику, рассказывающему на каждом углу, как его притесняли в Советском Союзе. Я взял тайм-аут, во время которого мне наконец удалось выспаться. На тридцать вторую партию я снова пришел бодрым, сосредоточенным и решительным. Один мой внешний вид вывел Корчного из себя, а присутствие в зале Зухаря вновь заставило язвить и скандалить. Но я чувствовал какую-то невидимую броню от нападок Корчного, ко мне вернулась уверенность, очевидно, была она настолько сильной, что соперник решил, будто я мог заранее знать о приготовленных им вариантах партии. Он сетовал на то, что кто-то из его лагеря оказался предателем и сливал информацию, не задумываясь о том, что в этом случае никто и никогда не стал бы тянуть матч до счета 5:5.
Партию отложили на сорок втором ходу при очевидно проигрышной позиции Корчного. Будучи сильнейшим шахматистом, просчитав все возможности и не найдя решения, на доигрывание соперник не вышел, признав свое поражение.
Победителей, конечно, не судят, но не хочу лукавить и отрицать, что победа в том поединке была одной из тяжелейших за всю мою карьеру. Я провел на Филиппинах сто десять дней, девяносто три из которых просидел за доской в состоянии крайнего эмоционального напряжения и запредельной усталости. Уверен, что и соперник мой был вымотан и обессилен. Но Корчной не был бы Корчным, если бы сдался и опустил руки. Он был достойнейшим примером шахматиста, бойцовским качествам которого можно было только позавидовать. И снова цикл отборочных матчей, победы над Петросяном, Полугаевским и Хюбнером и отчаянное желание взять надо мной верх и получить титул чемпиона мира.
Имея за спиной опыт Багио, советская сторона предполагала, что западные сторонники Корчного могут пойти на всё, чтобы добиться его победы надо мной в Мерано в восемьдесят первом году.
Уровень подозрительности действительно зашкаливал: за несколько недель до начала матча представители нашей делегации прибыли в Италию, чтобы проверить не только климатические условия и условия проживания, но и состав питьевой воды, уровень шума и даже радиации.
Не знаю, были ли эти предосторожности излишними, но подобных скандалов, которые сотрясали Багио, в Мерано не случилось. Помню язвительные перешептывания, царившие в нашем лагере: «От «старого льва» ничего не осталось. Претендент на пути к закату. Грозный Виктор уже не тот». Шахматист, выигравший матч претендентов, не может быть тем или не тем. В любом случае это наидостойнейший из соперников, победа над которым никогда не бывает легкой. Да, ситуация в Мерано мне благоволила, счет был 4:1 в мою пользу не после семнадцатой партии, как в Багио, а уже после девятой, но соперник оставался верен себе и сдаваться не собирался. Помню, меня спросили на дружеской встрече после игры:
— Что бормотал Корчной во время партии?
— Ругался, — спокойно ответил я.
— Да? И тебя это не беспокоит? Нашел противоядие?
А я действительно нашел правильную реакцию на нецензурную брань соперника и никакого секрета из этого не делал.
— Я молча смотрю на него и улыбаюсь. Почему-то Корчной этого не выносит. Испепеляет меня взглядом и вскакивает из-за стола. Но я улыбаюсь только тогда, когда он ругается, так что мы квиты.
Последней партией нашего противостояния стала восемнадцатая. Матч завершился со счетом 6:2, и мировая пресса единогласно заявила, что за всё послевоенное время еще не было первенства за мировую шахматную корону, где чемпион столь явно превосходил бы претендента. Не могу согласиться с этим утверждением. Матчи с Корчным никогда не были легкими. Он всегда решительно пользовался любой ошибкой, малейшим расслаблением со стороны противника. Кроме того, в каждом своем сопернике Корчной видел не просто игрока, а личного врага, поэтому сражаться с ним всегда было чрезвычайно трудно.
Кроме того, с ним было невероятно сложно поддерживать и ровные личные отношения.
Несмотря на то что в последние годы его жизни мы вполне спокойно общались и даже играли в одной команде, ничто не мешало Корчному, выйдя к журналистам, начать снова сочинять обо мне небылицы. Совсем недавно мне попалось его интервью, где гроссмейстер рассказывал о том, что мой переезд в Ленинград — это тщательно спланированная акция по его планомерному уничтожению. Оказывается, я намеренно старался подобраться к нему поближе, чтобы изучить и скопировать не только манеру игры, но и одежду, мимику и даже поведение. Утверждение, которое у любого человека, знающего нас обоих, не вызвало бы ничего, кроме улыбки. Но Корчной, выдавая что-то подобное, забывался и говорил с таким вдохновением, что не могло быть никаких сомнений: он сам в это искренне верит.
Виктор Корчой, 80 лет | В марте 1982 года я получил рукописное письмо (написанное в феврале 1982 года) Виктора Корчного через Наташу Пейсикову из Бруклина, которая в то время была невестой сына Корчного Игоря. В то время я был редактором журнала Dayton Chess Club Review и соредактором журнала Ohio Chess Bulletin. Письмо предназначалось для публикации в Соединенных Штатах от имени его семьи. Вероятно, такое же письмо получили и другие журналисты.Вот это письмо:
Немного предыстории: Виктор Львович Корчной родился в Ленинграде 23 марта 1931 года. В январе 1976 года, принимая участие в ежегодном рождественском шахматном турнире в Гастингсе, Корчной планировал полет на Запад. В июле 1976 года Корчной (второе место в мире) в возрасте 45 лет разделил первое место на IBM International в Амстердаме вместе с Тони Майлзом (1955–2001). Первым, кто поздравил Корчного с дезертирством, был Бобби Фишер, приславший ему телеграмму, в которой говорилось: «Поздравляю с удачным ходом!» Позже Фишер обвинил его в том, что он советский агент. В Нидерландах Корчному было отказано в убежище по политическим мотивам, но ему было предоставлено право проживания по гуманитарным соображениям. В 1977 году Корчной был официально объявлен врагом государства в СССР. В 1977 году Корчной выиграл национальный чемпионат Нидерландов по шахматам. В 1978 году он поселился в Швейцарии (через некоторое время в Нидерландах и Западной Германии) и стал гражданином Швейцарии. В 1978 году Игорь Корчной был вынужден уйти из колледжа, подав прошение о выезде из СССР к отцу. Покинув учебное заведение, Игорь потерял право на отсрочку от призыва. В январе 1979 года Корчной был лишен советского гражданства вместе со званием и наградами, и были предприняты попытки внести его в международный черный список. В марте 1979 года я встретил и взял интервью у Виктора Корчного в Шарлотте, Северная Каролина, когда я был президентом Шахматной ассоциации Северной Каролины и сотрудничал с государственным шахматным журналом. В Шарлотте он устроил сеанс одновременной игры на 50 досках. В то время он сказал мне, что подумывает обосноваться в Соединенных Штатах, но сначала хочет вывезти свою семью из Советского Союза. 19 декабря 1979 года в Василеостровском районном суде Ленинграда состоялся суд над Игорем Корчным, обвиняемым в уклонении от призыва. Суд обвинил Игоря в уклонении от призыва и приговорил к 2 с половиной годам лагерей. 3 марта 1980 года, за пять дней до начала четвертьфинального матча на первенство мира Корчной-Петросян в Фельдене, Австрия, сын Виктора Игорь был отправлен в сибирский ГУЛАГ в Кургане (1000 миль к востоку от Москвы) как «особо опасный преступник», — говорится в решении суда. Советы оказывали личное давление на Корчного, чтобы тот проиграл матч с Петросяном. Тем не менее Корчной обыграл Петросяна со счетом 5,5:3,5. Позже Корчной сказал: «Пока я побеждал в Фельдене, КГБ выиграл матч у моей семьи». В 1981 году Корчной встретился с Анатолием Карповым (1951-) в Мерано (Меран), Италия, на матче за первенство мира по шахматам. Жена и сын Корчного все еще находились в Советском Союзе. В зале присутствовала Наташа Пейсикова, невеста сына Виктора Игоря. Она и ее мать успешно эмигрировали из Советского Союза в августе 1980 года и переехали в Бруклин. Сыну Виктора обещали освободить, чтобы присоединиться к отцу в ссылке, если он откажется от своего паспорта. Когда он это сделал, его срочно призвали в Советскую армию, от которой он отказался служить. Принятие призыва осложнило бы его отъезд из Советского Союза. Игорь опасался соприкосновения с военными секретами, что означало автоматический отказ в разрешении на выезд минимум на 10 лет. Затем он был арестован за уклонение от службы в армии, приговорен к двум с половиной годам заключения в трудовом лагере в Сибири и отбыл полный срок. Корчной написал письма президенту Леониду Брежневу, бывшему президенту Картеру, Папе Иоанну Павлу II, Жану-Полю Сартру и сенатору Эдварду Кеннеди с просьбой о помощи в их освобождении. В мае 1982 года Игорь Корчной, 23 года, был освобожден из сибирского лагеря в Курганской области и вернулся в Ленинград. Несколько раз швейцарское правительство обращалось к Советам с просьбой разрешить семье Корчной эмигрировать. Семье было отказано из-за неоднократных просьб о выездных визах. В июне 1982 года Белла и Игорь получили визу на выезд из Советского Союза. 3 июля 1982 года Белла и Игорь вместе с мачехой Корчного Розой Фридман окончательно покинули Советский Союз, приехав в Вену. В 10:20 они прибыли в Вену рейсом «Аэрофлота» из Ленинграда. Затем они вылетели рейсом Swissair в Цюрих, Швейцария. Михаил Таль заявил, что когда жене и сыну Корчного разрешили покинуть Советский Союз, Корчной даже не встретился с ними. Вместо этого их встретил его менеджер и адвокат Альбан Бродбек, у которого якобы было письмо о разводе для Беллы. Таль как-то спросил сына Корчного: «Игорь, какие у тебя отношения с отцом?» Его сын ответил: «Я не хочу ни слышать, ни говорить о г-не Корчном». По сообщениям газет, Виктор не смог встретить свою жену, сына и мачеху в аэропорту Цюриха из-за контракта на участие в шахматном турнире в Кольмаре, Франция, примерно в 90 милях от Цюриха. Он встретил их позже в тот же день. Корчной сказал, что изначально ему сказали, что его семья покинет Ленинград 27 июня 1982 года, и поэтому он подписал контракт на игру в воскресенье, 4 июля, в то же время, когда его семья прибыла в Цюрих. Игорь носил значок «Разделенные семьи мира» и сказал, что надеется изучать инженерное дело или механику в Соединенных Штатах. Корчной вернулся из Франции на тихую семейную встречу в доме своего адвоката в городе Глариус, недалеко от Цюриха. 10 ноября 1982 года умер Леонид Брежнев (1906-1982). Виктор развелся с Беллой в 1983 году. Позже Игорь переехал в Швейцарию, где стал программистом. В августе 1990 года советский лидер Михаил Горбачев (1931-) восстановил гражданство Корчного. Корчной сказал, что этого недостаточно, чтобы заставить его вернуться в Советский Союз. В 1990-х Белла Корчной умерла. В 1991 году Корчной женился на Петре (Хайни) Леуверик. Впервые они встретились в октябре 1977 года. Она провела 10 лет в русском ГУЛАГе, с 1945 по 1955 год, после ареста в Лейпциге по подозрению в шпионаже. Ее освободили только после смерти Сталина. 26 августа 1991 года Корчной наконец получил швейцарское гражданство. 26 декабря 1991 года парламент Советского Союза официально проголосовал за ликвидацию страны. Корчной умер в возрасте 85 лет 6 июня 2016 года в швейцарском городе Волен. Вернуться на главную стр Сообщите веб-мастеру о неработающих или дублирующихся ссылках. Официальный сайт | Билл Уолл
|
Советы теперь обещают отпустить мою семью, как только мой сын закончит отбывать прописку в сибирском лагере, обвиняемый якобы в уклонении от призыва в советскую армию. Срок его полномочий — 2 года — истечет 13 мая [1982]. Единственная возможность заставить Советы выполнить свое обещание — это напомнить им тысячами, десятками тысяч писем!
По окончании турнира 27 июля Корчной дезертировал и попросил голландского политического убежища (ему пришлось спросить Тони Майлза, как сказать и написать «политическое убежище»). Вместо того, чтобы лететь во Франкфурт по пути в СССР после турнира, он отправился в полицейское управление Амстердама и попросил убежища. Все, что у него было с собой, это его шахматная библиотека. В результате Корчной стал первым сильным советским гроссмейстером, бежавшим из Советского Союза. Корчной опасался, что его снова не выпустят из СССР из-за его критики чемпиона мира Анатолия Карпова. Ушел от жены Изабеллы (Беллы или Бэлы) Маркараян Корчной (женился 19 марта58), а сзади 17-летний сын Игорь. Корчной был объявлен коммунистическим режимом «персоной нон грата».
Она была в Мерано и сказала репортерам: «Я подумала, что Виктора вдохновит, если кто-то из близких Игоря напомнит ему, что этот сын все еще находится в тюрьме».
Его мать Белла встретила его в лагере, и они оба вернулись в Ленинград, где подали заявление на эмиграцию. Виктор звонил жене из Швейцарии и надеялся, что вскоре его семья сможет покинуть Советский Союз.
(источник: интервью с Евгением Васюковым, «Шахматы в переводе» — http://www.chessintranslation.com/2011/03/anti-hero-evgeny-vasiukov-on-viktor-korchnoi/)
Раньше он был студентом-электронщиком.
Уолл Виктор Корчной, шахматный гигант, вызвавший гнев Советов, умер в возрасте 85 лет
Европа|Виктор Корчной, шахматный гигант, вызвавший гнев Советов, умер в возрасте 85 лет
https://www.nytimes.com/2016/06/07 /world/europe/viktor-korchnoi-chess-giant-who-draw-soviet-ire-dies-at-85.html
Реклама
Продолжить чтение основного сюжета
Гарри Каспаров (слева) делал записи, как Виктор Корчной ход во время полуфинала чемпионата мира по шахматам в Лондоне в 1983 году. Фото… Роб Таггарт/Associated Press
Виктор Корчной, которого многие считали одним из величайших шахматистов в истории, но который за более чем 60 лет ни разу не выигрывал чемпионат мира в качестве элитного спортсмена, скончался в понедельник в Швейцарии, где он прожил десятилетия после бегства из Советского Союза.
Ему было 85 лет.
Он болел после того, как несколько лет назад перенес инсульт, сообщил Ассошиэйтед Пресс его сын Игорь.
Господин Корчной был упрямым и воинственным. Он часто брал фигуры своих противников, даже если это подвергало опасности его короля, а затем переходил в оборону, мрачно пытаясь удержать свою лишнюю добычу. Когда он проигрывал, он мог быть снисходительным к своим противникам, которые, по его мнению, извлекли выгоду из его ошибок, а не из собственного мастерства. Его прозвище было «Виктор Грозный» во многом из-за его вспыльчивости.
Гарри Каспаров, чемпион мира, победивший г-на Корчного в матче 1983 года, написал в предисловии к автобиографии г-на Корчного «Шахматы — моя жизнь»: «Во всей истории вы не найдете другого игрока с его долгоживущей дисциплинированность, энергичность и жестокость».
Г-н Корчной выиграл свои первые крупные турниры в 1940-х годах, когда он был подростком, и свои последние крупные турниры в 2000-х, когда ему было за 70.
В январе 2007 года в возрасте 75 лет он занял 85-е место в мире — безусловно, самый старый человек, попавший в первую сотню с тех пор, как система ранжирования появилась в 19 лет.70. Он продолжал соревноваться на высоком уровне, пока ему не исполнился 81 год, когда у него случился инсульт.
Пик карьеры господина Корчного пришелся на 1974 год, в его среднем возрасте, когда большинство игроков находились в упадке. Выйдя в финальный матч, чтобы определить претендента на первенство мира, он встретился с Анатолием Карповым, который был на 20 лет моложе его и должен был стать его любимцем.
Г-н Карпов одержал победу, выиграв три партии и дважды проиграв в матче из 24 игр, а остальные завершились вничью. Год спустя г-н Карпов стал фактическим чемпионом мира после Бобби Фишера, американца, завоевавшего титул в 1972, подал в отставку в знак протеста против предложенных правил матча с г-ном Карповым.
В 1978 году, победив многих соперников, г-н Корчной стал первым официальным претендентом г-на Карпова на первенство мира.
На карту было поставлено больше, чем просто титул чемпиона мира: двумя годами ранее г-н Корчной дезертировал, играя на турнире, и советское Политбюро считало его предателем.
Его жена Белла и их сын Игорь все еще находились в Советском Союзе, и им не разрешили уехать. Всего за несколько месяцев до матча с г-ном Карповым Игоря призвали в ряды Советской Армии, хотя он отказался служить и стал скрываться от правосудия. В конце концов его поймали и посадили в тюрьму более чем на два года.
Игроки встретились в городе Багио, Филиппины, в матче за титул, в котором были элементы фарса.
Среди советской команды тренеров и вспомогательного персонала был Владимир Зухар, сидевший в зале, не сводя глаз с г-на Корчного. После того, как г-н Корчной проиграл восьмую игру, г-н Корчной протестовал против присутствия г-на Зухаря, настаивая на том, что он был парапсихологом. Господина Зухаря перевели на седьмой ряд, но вопрос о его присутствии в зале остался. Перед началом 17-й партии г-н Корчной пригрозил ему избить.
Чтобы защититься от воздействия г-на Зухаря, г-н Корчной стал носить темные очки. Г-н Карпов возразил, что он больше не может видеть глаза г-на Корчного и что его отвлекает отражение.
После того, как г-н Корчной проиграл 13, 14 и 17 партии всего с одной победой г-ну Карпову из четырех, он начал заниматься с двумя йогами. Они пытались посетить игры, но Советы встретили протесты и в конечном итоге им запретили посещать игровой зал.
Г-н Корчной продолжал отставать, но затем ринулся назад, выиграв партии 28, 29и 31. Но г-н Карпов выиграл 32-ю партию, а вместе с ней и матч.
Матч-реванш в 1981 году был далеко не таким близким — мистер Карпов выиграл со счетом 6:2. Через год Белле и Игорю разрешили эмигрировать.
Виктор Львович Корчной родился в Санкт-Петербурге, тогда Ленинграде, 23 марта 1931 года. Он рос в бедности. Его отец преподавал русский язык и литературу; его мать преподавала фортепиано. Его родители развелись, когда г-н Корчной был совсем маленьким, и он стал жить с отцом, отчасти потому, что его мать была слишком бедна, чтобы содержать его.
Отец научил его играть в шахматы, когда Виктору было 6 лет.
По его собственному признанию, г-н Корчной был плохим учеником. Он пытался заниматься музыкой, но и в этом у него плохо получалось. Это оставило шахматы, и он бродил по городу в поисках соперников, продемонстрировав достаточно способностей, чтобы выиграть чемпионат Ленинграда среди юниоров в 1946 году и чемпионат СССР среди юниоров годом позже.
Вскоре ему стали поступать предложения об обучении, но он обычно отклонял их из-за своей упрямой независимости, которая, как он признавал в своей автобиографии, почти наверняка сдерживала его. Он выиграл чемпионат СССР — который тогда считался самым трудным турниром в мире — в 1960, 1962, 1964, 1965 и 1970.
Несмотря на свой успех в игре, которая считалась важной для пропагандистских целей Советского Союза, г-н Корчной часто шел вразрез с властями, высказывая свое мнение. Он вступил в Коммунистическую партию, чтобы сгладить ситуацию, но это не сработало.
После того, как он проиграл г-ну Карпову в 1974 году, он стал подвергаться критике со стороны советских властей.