Содержание
Page not found — Искусство Грузии
Unfortunately the page you’re looking doesn’t exist (anymore) or there was an error in the link you followed or typed. This way to the home page.
- О сайте
- Живопись, графика
- Нико Пиросмани
- Гиго Габашвили
- Давид Какабадзе
- Ладо Гудиашвили
- Валериан Сидамон-Эристави
- Елена Ахвледиани
- Сергей Кобуладзе
- Джарджи Баланчивадзе
- Ираклий Тоидзе
- Эдмонд Каландадзе
- Давид Мартиашвили
- Екатерина Багдавадзе
- Ираклий Сутидзе
- Зураб Мартиашвили
- Кетеван Магалашвили
- Леван Лагидзе
- Зураб Нижарадзе
- Важа Месхи
- Георгий Хахуташвили
- Моисей Тоидзе
- Автандил Варази
- Уча Джапаридзе
- Нино Чакветадзе
- Тенгиз Мирзашвили
- Русудан Петвиашвили
- Михаил Габуния
- Дмитрий Антадзе
- Георгий Мирзашвили
- Джемал Кухалашвили
- Нино Морбедадзе
- Этери Чкадуа
- Сандро Далакишвили
- Нино Пхаладзе
- Софо Чхиквадзе
- Тенгиз Джапаридзе
- Рамаз Размадзе
- Леван Харанаули
- Реваз Кварацхелия
- Тенгиз Харбедия
- Леван Мосиашвили
- Лери Мачаладзе
- Игорь Чолария
- Мераб Абрамишвили
- Леван Чогошвили
- Тико Чхиквишвили
- Тамаз Хуцишвили
- Гия Ревазишвили
- Кристине Какабадзе
- Гия Гугушвили
- Лела Гелеишвили
- Кетеван Давлианидзе
- Вано Абуладзе
- Симон Аджиашвили
- Бесо Арболишвили
- Георгий Пхакадзе
- Александр Антадзе
- Вахтанг Джаниашвили
- Вахтанг Ахалкацишвили
- Лиана Бадурашвили
- Каха Хинвели
- Андрей Шенгелия
- Александре Вашакмадзе
- Иосиф Самсонадзе
- Кинематограф
- Мольба
- Древо желания
- Покаяние
- Мандарины
- Три дома
- Опекун
- Наследство
- Любовь с акцентом
- Лунный папа
- Пловец
- Кувшин
- Все ушли
- Я умер в детстве
- Жил певчий дрозд
- Чудаки
- Необыкновенная выставка
- Субботний вечер
- Пари
- Старые зурначи
- Ночной звонок
- Стрекоза
- Кукарача
- Лурджа Магданы
- Отец солдата
- Саженцы
- Пиросмани
- Девушка со швейной машинкой
- Он убивать не хотел
- Хареба и Гоги
- Белые дома
- Не верь, что меня больше нет
- Багратион
- Заноза
- Встреча в горах
- Чермен
- День длиннее ночи
- Круговорот
- Несколько интервью по личным вопросам
- Когда зацвел миндаль
- Я вижу солнце
- Семь маленьких рассказов о первой любви
- Самые быстрые в мире
- Другой берег
- Кукурузный остров
- Имеретинские эскизы
- Настоящий тбилисец и другие
- Пляжный разбойник
- Белая роза бессмертия
- Мамлюк
- Потерянный рай
- Эй, маэстро!
- Общая стена
- Тепло твоих рук
- Георгий Саакадзе
- Отарова вдова
- Я и мои соседи
- Три жениха
- Метеоидиот
- Будь здоров, дорогой!
- Здравствуй, сосед!
- Дети греха
- Великий поход за невестой
- Ашик-Кериб
- Легенда о Сурамской крепости
- Дом Бернарды Альбы
- Необыкновенный рейс
- Путь домой
- Ступень
- Грузинская хроника XIX века
- А ну-ка, дедушки!
- Бабочка
- Азбука мудрости
- Мечте навстречу
- Ждите связного
- Берега (сериал)
- Покорители гор
- Лимонный торт
- Запасное колесо
- Здравствуйте, все!
- Клятвенная запись (мини-сериал)
- Ох, этот ужасный, ужасный телевизор
- До луны рукой подать
- Грациозо
- До Италии не так далеко
- Чудесный костюм
- Синема
- Новые приключения муравья и блохи
- Примите вызов, синьоры!
- Праздник ожидания праздника
- Первое признание
- Когда матерей нет дома
- Бухта Филиппа (сериал)
- Я, следователь
- Проделки Скапена
- Кавказская повесть
- Кавказский пленник
- Озеро
- Седьмой день
- Кето и Котэ
- Ожерелье для моей любимой
- Я, бабушка, Илико и Илларион
- Чужие дети
- Листопад
- Пастораль
- Апрель
- Акварель
- Я — чайка!
- Жара
- 9 месяцев (сериал)
- Стрелец неприкаянный
- Слёзы капали
- Саба
- Птичье молоко
- Переполох
- Наш двор
- Лорелей
- Менялы
- Рулон
- Ретивый поросёнок
- Путь к причалу
- И стал свет
- Ожившие легенды
- Генерал и маргаритки
- Новогодний рейс (мини-сериал)
- Бывает же
- Житие Дон Кихота и Санчо (мини-сериал)
- Встреча с прошлым
- Термометр
- Ночной визит
- Майя из Цхнети
- Шантрапа
- Робинзонада, или Мой английский дедушка
- Первая ласточка
- Операция «Вундерланд»
- Незабываемый 1919
- Неуправляемый занос
- Наша дача
- Мусорщик
- Мелодии Верийского квартала
- Мачеха Саманишвили
- Легенда о ледяном сердце
- Клятва
- Голубые горы, или Неправдоподобная история
- Ехай
- Дом на лесной
- Девушка из камеры № 25
- Без мужчин
- Бабушки и внучата
- Арсен
- Прогульщики
- 247 градусов по Фаренгейту
- Мне без тебя не жить
- В поисках утраченного сокровища
- Жили-были
- Лома
- Лома — забытый друг
- Сван
- Семья
- Городок Анара
- Баши-Ачук
- Удача
- Перерыв
- Кавказский романс
- Вальс на Мтацминде
- Лестница
- Белый караван
- Иваника и Симоника
- Кузнец
- Колодец
- Наш черед, ребята!
- Сын за отца (сериал)
- Лето замерзших фонтанов
- В ожидании мамы
- Прикованные рыцари
- Длинные светлые дни
- Солнце неспящих
- Литература
- ПРОЗА
- Эрлом Ахвледиани
- Нодар Думбадзе
- Ладо Мрелашвили
- Михо Мосулишвили
- Александр Казбеги
- Анна Антоновская
- Акакий Церетели
- Константин Гамсахурдиа
- Гурам Дочанашвили
- Гурам Мегрелишвили
- Лео Киачели
- Гурам Петриашвили
- Нико Ломоури
- Эгнате Ниношвили
- Отар Чиладзе
- Сулхан-Саба Орбелиани
- Чабуа Амирэджиби
- Даниел Чонкадзе
- Михаил Лохвицкий
- Гурам Панджикидзе
- Нико Лордкипанидзе
- Григол Абашидзе
- Николоз Бараташвили
- Важа Пшавела
- Григол Орбелиани
- Анна Каландадзе
- Александр Чавчавадзе
- Симон Чиковани
- Шота Руставели
- Ладо Асатиани
- Георгий Леонидзе
- Тициан Табидзе
- Николо Мицишвили
- Карло Каладзе
- Отиа Иоселиани
- Нико Гомелаури
- Отар Чиладзе
- Паоло Яшвили
- Михаил Квливидзе
- Теренти Гранели
- Григол Абашидзе
- Вахтанг Орбелиани
- Галактион Табидзе
- Ираклий Абашидзе
- Тамаз Чиладзе
- Илья Чавчавадзе
- Акакий Церетели
- Давид Гурамишвили
- Иродион Евдошвили
- Георгий Кучишвили
- Сандро Шаншиашвили
- Ноэ Зомлетели
- Иосиф Гришашвили
Поэзия : Поэзия: прочее : Карло Каладзе * * * : Белла Ахмадулина : читать онлайн
Карло Каладзе
* * *
С гор и холмов, ни в чем не виноватых,
к лугам спешил я, как учил ручей.
Мой голос среди троп замысловатых
служил замысловатости речей.
Там, над ручьем, сплеталась с веткой ветка,
как если бы затеяли кусты
от любопытства солнечного света
таить секрет глубокой темноты.
Я покидал ручей: он ведал средство
мои два слова в лепет свой вплетать,
чтоб выдать тайну замкнутого сердца,
забыть о ней и выпытать опять.
Весть обо мне он вынес на свободу,
и мельницы, что кривы и малы,
с той алчностью присваивали воду,
с какою слух вкушает вздор молвы.
Ручей не скрытен был, он падал с кручи,
о жернов бился чистотою лба,
и, навостривши узенькие уши,
тем желобам внимали желоба.
Общительность его души исторгла
речь обо мне.
Напрасно был я строг:
смеялся я, скрывая плач восторга,
он — плакал, оглашая мой восторг.
Пока миниатюрность и нелепость
являл в ночи доверчивый ручей,
великих гор неколебимый эпос
дышал вокруг — божественный, ничей.
В них тишина грядущих гроз гудела.
В них драгоценно длился каждый час.
До нас, ничтожных, не было им дела,
сил не было любить ничтожных нас.
Пусть будет так! Не смея, не надеясь
занять собою их всевышний взор,
ручей благословляет их надменность
и льется с гор, не утруждая гор.
Простим ему, что безобидна малость
воды его — над малою водой
плывет любви безмерная туманность,
поет азарт отваги молодой.
Хвала ручью, летящему в пространство!
Вы замечали, как заметил я, —
краса ручья особенно прекрасна,
когда цветет растение иа.
Карло Каладзе
* * *
На берегу то ль ночи, то ли дня,
над бездною юдоли, полной муки,
за то, что не отринули меня,
благодарю вас, доли и дудуки.
Мои дудуки, саламури, стон
исторгшие, и ты, веселый доли,
взывают к вам вино, и хлеб, и соль:
останьтесь в этом одиноком доме.
Зачем привычка к старости стара,
в что за ветер в эту ночь запущен?
Мне во главе пустынного стола
осталось быть и страждущим, и пьющим.
Играет ветер в тени, в голоса,
из винной чаши, утомившей руки,
в мои глаза глядят мои глаза,
влюбленные в вас, доли и дудуки.
Тбилиси держит на ветру свечу,
пусть ваша жизнь ее огнем продлится!
Я пью вино.
Я плачу. Я хочу,
друзья мои, увидеть ваши лица.
Без вас в ночи все сиро и мертво.
Покуда доли воплощает в звуки
все перебои сердца моего,
мой стон звучит в стенании дудуки.
Карло Каладзе
* * *
Эти склоны одела трава.
Сколько красок сюда залетело!
А меня одолели слова.
Слово слабой душой завладело.
Как все желто, бело и красно!
Знать, и мак свою силу здесь тратил.
Как понять пестроту? Все равно!
Погляди и забудь, о читатель.
Нет, и бог не расстелет ковра
одноцветного, не расписного.
Я лелеял и помнил слова,
но не понял — где главное слово.
Всем словам, что объемлет язык,
я был добрый и верный приятель.
Но какое ж мне выбрать из них,
чтоб тебе угодить, о читатель?
Карло Каладзе
* * *
Летит с небес плетеная корзина.
Ах, как нетрезвость осени красива!
Задор любви сквозит в ее чертах.
В честь истины, которую мы ждали,
доверимся младенчеству маджари!
А ну-ка чашу! Чашу и черпак!
Опустимся пред квеври на колени,
затем поднимем брови в изумленьи:
что за вино послал нам нынче бог!
Пылают наши щеки нетерпеньем,
и, если щеки не утешить пеньем,
что делать нам с пыланьем наших щек?
Лоза хмельная ластится к ограде.
Не будем горевать о винограде —
душа вина бессмертна и чиста.
Пусть виночерпий, как и подобает,
услады виноградарям добавит —
им подобает усладить уста.
Карло Каладзе
* * *
Когда расцеловал я влагу
двух глаз твоих и совершенство
их нежной мрачности постиг,
сказал я: я имел отвагу
жить на земле и знать блаженство —
я жил, я знал, и бог простит.
Сегодня я заметил странность,
увы, заметил я, что море
твой образ знает и творит:
в нем бодрствует твоя усталость,
и губы узнают в нем горе
тех слез твоих, о, слез твоих.
Карло Каладзе
Русскому поэту — моему другу
Я повторю: «Бежит, грохочет Терек».
Кровопролитья древнего тщета
и ныне осеняет этот берег:
вот след клинка, вот ржавчина щита.
Покуда люди в жизнь и смерть играли,
соблазном жить их Терек одарял.
Здесь нет Орбелиани и Ярали,
но, как и встарь, сквозит меж скал Дарьял.
Пленяет зренье глубина Дарьяла,
познать ее не все обречены.
Лишь доблестное сердце выбирало
красу и сумрак этой глубины.
— Эгей! — я крикнул. Эхо не померкло
до этих пор. И, если в мире есть
для гостя и хозяина проверка,
мой гость, проверим наши души здесь.
Да, здесь, где не забыт и не затерян
след путника, который в час беды
в Россию шел, превозмогая Терек,
помедлил и испил его воды.
Плач саламури еще слышен в гуле
реки священной. Мой черед настал
испить воды, и быть тергдалеули,
и распахнуть пред гостем тайну скал.
Здесь только над вершиной перевала
летят орлы на самый синий свет.
Здесь золотых орлов как не бывало.
Здесь демона и не было и нет.
Войди сюда не гостем-побратимом!
Водой свободной награди уста…
Но ты и сам прыжком необратимым
уже взошел на крутизну моста.
В минуту этой радости высокой
осанка гор сурова и важна,
и где-то на вершине одинокой
все бодрствует живая тень Важа.
Карло Каладзе
На смерть поэта
В горле моем заглушенного горя мгновенье —
вот преткновенье для вздоха, и где дуновенье
воздуха? — вымер он весь иль повеять ленится?
Тяжко, неможется, душно дубам Леонидзе.
Гогла, твой дом опален твоим жаром последним.
Грозный ожог угрожает деревьям соседним.
Гогла, платан, что привык быть тобою воспетым,
проклятый пеклом, горит и становится пеплом.
Если и сосен к себе не зовешь пред разлукой, —
как же ты занят твоей огнедышащей мукой!
Доблестный Мцыри, скиталец нездешней пустыни,
где же та пустынь, в которой отшельник ты ныне?
лово одно исцелит твое бедное горло,
ты ли не знаешь об этом, о Гогла, о Гогла!
Смертная мука пребудет блаженством всего лишь,
если гортань ты о ней говорить приневолишь.
Лютую смерть, бездыханную участь предмета
вытерпеть легче, чем слышать безмолвье поэта.
Грузии речь, ликованье, страданье, награда,
не покидай Леонидзе так рано, не надо,
лишь без тебя он не вынес бы жизни на свете,
лишь без тебя для него бесполезно бессмертье.
Ираклий Абашидзе
Корни
Вознесен над Евфратом и Тигром,
сверху вниз я смотрел на века,
обведенные смутным пунктиром,
цвета глины и цвета песка.
И клонилась, клонилась средь ночи
к междуречью моя голова.
Я без страха глядел в его очи,
словно в очи заснувшего льва.
Там, вверху, я оплакал утрату
тех времен, что теперь далеки,
когда белая темень Урарту
вдруг мои осенила зрачки
И когда в повороте капризном
промелькнул, словно тень меж ресница
дорогой и таинственный призрак
шумерийских и хеттских границ.
Приласкать мои руки хотели, —
но лишь воздух остался в руках, —
голубей, обитавших в Халдее,
в разоренных ее облаках.
Что-то было тревожное в этом
вихревом и высоком дыму,
белым цветом и розовым цветом
восходившем к лицу моему.
О, куда бы себя ни умчала,
свой исток да припомнит река!
Кровь моя обрела здесь начало
и меня дожидалась века.
В скольких женщинах, скольких мужчинах
билась пульсов моих частота.
Так вино дозревает в кувшинах
и потом услаждает уста.
И пока тяжелы мои корни
посреди занесенных полей,
я — всего лишь подобие кроны
над могилою этих корней.
Ираклий Абашидзе
Хвамли
Я, как к женщинам, шел к городам.
Города, был обласкан я вами.
Но когда я любил Амстердам,
в Амстердаме я плакал о Хвамли.
Скромным жестом богини ко мне
протянула ты руки, Эллада.
Я в садах твоих спал, и во сне
видел Хвамли я в день снегопада.
О Эмпайр, по воле твоей
я парил высоко над Гудзоном.
Сумма всех площадей и полей
представлялась мне малым газоном.
Но твердил я — О Хвамли, лишь ты,
лишь снегов твоих вечный порядок,
древний воздух твоей высоты
так тяжел моим легким и сладок.
Гент, ответь мне, Радам, подтверди —
вас ли я не любил? И не к вам ли
я спешил, чтоб у вас на груди
опечаленно вспомнить о Хвамли?
Благодарствуй, земля! Женских глаз
над тобой так огромно свеченье.
Но лишь раз я любил. И лишь раз
все на свете имело значенье.
Воплотивший единственность ту,
Хвамли, выйди ко мне из тумана,
и вольюсь я в твою высоту
обреченный, как сын Амирана.
Ираклий Абашидзе
Опустевшая дача
Увы, ущелие пустое!
Давно ли в сетке гамака
желтело платьице простое,
как птица в глубине силка?
Давно ли женщина глядела
глазами чуть наискосок?
Кто улетел? Что улетело
и след впечатало в песок?
Давно ль смородиной зеленой
играли пальчики любви
и на веранде застекленной
шел спор меж милыми людьми?
Но кто ж возник здесь? Что возникло?
Кто плакал и не вытер слез?
Какой бесчинствовал возница?
Куда увез? Зачем увез?
Под сенью бедного ореха
чего я жду? Кого я жду?
Какого голоса и смеха?
Какого шепота в саду?
Так утром, при погоде славной,
я шел меж опустевших дач,
овеянный печалью сладкой
и предвкушеньем неудач.
Ираклий Абашидзе
* * *
Я книгочей, я в темень книг глядел,
я звездочет, я созерцал пространство,
невежда, я не ведал — где предел
любви, что беспредельна и прекрасна.
Есть край бескрайним лепетам молитв,
и мера есть безмерным лептам плача.
Как я молился! Сколько слез пролил!
Избыток муки — вот моя удача.
Я ранен был, и мертв, и снова жил,
и, в бесконечной грусти мирозданья,
грущу о том, что мало послужил
оплошности чрезмерного страданья.
Ираклий Абашидзе
* * *
Жаждешь узреть — это необходимо —
(необходимо? зачем? почему?) —
жаждешь узреть и собрать воедино
все, что известно уму твоему.
Жаждешь, торопишься, путаешь, боже,
вот сколько нужно: глаза, голоса,
горе… а радости? Радости тоже!
Радости, шалости и чудеса!
Жаждешь и думаешь: помню ль? могу ли?
Вечер в Риони, клонящий к слезам
солнцем и свадьбою: «Лиде»… «Макрули»…
И Алазань? Как забыть Алазань?
Жаждешь в душе твоей, в бедном ковчеге,
соединить без утрат и помех
все, что творится при солнце и снеге:
речи, поступки, и солнце, и снег.
Жаждешь… Но если, всевышним веленьем,
вдруг обретешь это чудо и жуть,
как совладаешь с чрезмерным виденьем,
словом каким наречешь его суть?
Ираклий Абашидзе
* * *
Ты увидел? Заметил? Вгляделся?
В мире-прятанье, поиск, игра:
улепетывать с резвостью детства,
притаиться, воскликнуть: «Пора!»
Обыскав ледники и теплицы,
перестав притворяться зимой,
март взывает: «Откликнись, Тбилиси!
Ты — мой баловень, неженка мой».
Кутерьма адресатов и почты:
блеск загара грустит по лицу,
рыщет дерево: где его почки?
Не они ль утаили листву?
Ищет сад — пребывания втайне,
ищет ливень — пролиться куда,
но скрывает Куры бормотанье,
что скрывает и ищет Кура?
Наконец все находят друг друга,
всех загадок разгадка ясна,
и внутри драгоценного круга
обретает Тбилиси весна.
Ираклий Абашидзе
Далекая Шхелда
Тот снег — в ожидании нового снега,
скажу лишь о нем, остальное я скрою.
И прошлой зимой длилось действие неба
над Шхелдою, над осиянной горою.
Свеченья и тьмы непрестанная смена —
вот опыт горы, умудряющий разум.
Тот снег в ожидании нового снега —
в недвижности, но и в азарте прекрасном.
Неистовый дух, вечно алчущий света,
молящийся, страждущий и дерзновенный.
Тот снег в ожидании нового снега.
Далекая Шхелда и сумрак вселенной.
Каладзе рассказывает о трех любимых воспоминаниях о «Милане» и дает оценку дебатам Леао против Кварацхелия
Каха Каладзе рассказал о времени, проведенном в «Милане», вспоминая свои любимые воспоминания, а также рассказал о Рафаэле Леао и Хвиче Кварацхелия.
Еще в январе 2001 года Каладзе стал самым дорогим грузинским футболистом в истории, когда «Милан» заплатил 16 миллионов евро (согласно Википедии), чтобы привезти его в Италию, и он почти сразу стал игроком стартового состава, играя сначала в качестве полузащитника, а затем вернувшись в более знакомая роль защитника.
В итоге он провел девять лет в клубе и выиграл восемь крупных трофеев, включая Скудетто, Кубок Италии, Суперкубок Италии, Суперкубок УЕФА (дважды), клубный чемпионат мира ФИФА и, прежде всего, Лигу чемпионов в 2002-03 годах. и 2006-07 гг.
Сегодня утром Каладзе дал интервью La Gazzetta dello Sport, и он рассказал о ряде тем, начиная от его заклинания с россонери и заканчивая битвой между одним из нынешних главных героев в Леао и его коллегой Кварацхелиа.
Каха, что ты помнишь из матчей Лиги чемпионов, которые у тебя были с «Миланом»?
«Две разные реальности. В первый раз я только что приехал в Милан, и вы можете себе представить, какое напряжение охватывает вас за несколько дней до матча.
«Матч против «Ювентуса» был достоин книги по истории футбола из-за того, как он был сыгран, как было принято решение и из-за атмосферы, которая была создана в Манчестере с нашими болельщиками.
«Финал в Стамбуле, как уже неоднократно говорилось, был сюрреалистичным финалом по тому, как он закончился, мяч просто не хотел заходить… Помню удар Шевы в дополнительное время с уверенным выстрелил, и их вратарь принял его частью запястья, и мяч невероятно поднялся, когда он вылетел.
«Мы приехали на пенальти морально уставшими и, к сожалению, все закончилось так, как мы знаем. Третий финал стал матчем сплоченности команды, концентрации. Я бы сказал, полная концентрация: встретившись с ними двумя годами ранее, мы знали, что такое «Ливерпуль», и психологически мы были совершенны».
Лучшие моменты вашей карьеры?
«Я выбираю три образа: поднять свою первую победу в Лиге чемпионов, забить гол в дерби, каждый раз видеть радость нашей Курвы».
Карло Анчелотти сказал, что неделя перед Лигой чемпионов против «Интера» была самой сложной с эмоциональной точки зрения. Может ли игра в Европе против итальянской команды создать проблемы или это такая же игра, как и любая другая?
«Каждый матч — это отдельная история, особенно когда добираешься до финальных стадий, а в нашем случае это было дерби внутри дерби. Однако есть ключевой момент для обеих команд: они более подробно узнают друг друга, играя в одной лиге. Тот, кто лучше использует это знание, пойдет дальше».
Как вы перевариваете 4:0 в лиге перед таким важным двойным вызовом?
«У «Наполи» есть опытные игроки и отличный тренер, я уверен, что на следующий день после матча они пересмотрели матч и теперь прекрасно знают, как вернуться к тому состоянию концентрации, которое необходимо в Чемпионах. Лига».
Следите ли вы за итальянской лигой хотя бы в самые важные моменты?
«Конечно.
Я всегда слежу за чемпионатом Италии и «Миланом», мое сердце красное и черное, а «Милан» остается внутри тебя на всю жизнь».
Взрыв Кварацхелия в Неаполе также сделал грузинский футбол заметным. Мог ли он стать движущей силой футбольного движения в вашей стране?
«Квара — перспективный игрок, у него есть характеристики, которые делают его сегодня одним из игроков, учитывая его возраст, с гарантированным будущим на самых высоких уровнях.
«В Грузии каждый год есть игроки, у которых есть все необходимое, чтобы играть в Италии, Испании, Германии. В Кремонезе в этом сезоне взяли Лохошвили, он молодой центральный защитник, крепкий физически, чистый левша с техникой: может расти и хорошо выступать.
«Молодой человек, на которого я обращаю внимание, потому что у него правильные номера, — это Габриэль Сигуа, полузащитник 2005 года рождения, который уже дебютировал за взрослую сборную».
Сейчас трудные времена. Может ли футбол также помочь странам, переживающим сложные ситуации?
«Футбол — чудовищная машина, и если вести серьезную работу, начиная с академий, результаты приходят, неважно из какой страны, а интересные игроки находятся и есть».
Есть ли у Леао цифры, чтобы действительно стать лучшим игроком? У него был более медленный рост, чем у Кварацхелия…
«Леао разрушительный. Как бывший защитник, я говорю, что это уникальная проблема — маркировать его, у него невероятная физическая сила, если вы не остановите его заранее, это будет больно, он указывает на вас и естественно бьет вас, у него есть сила и удар, «Милан» заставляет его расти, чтобы он стал одним из трех лучших игроков в Европе.
«Глядя на него со стороны, я думаю, что единственная его текущая слабость с ним в том, что иногда, может быть, у него бывают провалы в концентрации, но это случается со всеми. И даже когда ты этого не видишь, финальный бросок или голевая передача всегда выявляют это.
«Он отличный игрок, поздравляю «Милан» с отлично сделанной инвестицией. Что касается Квары, то его игра в этом сезоне впечатляет, временами он выглядит почти как игрок, который провел в Серии А три года».
Кого вам напоминает Кварацхелия и на кого похож Леао?
«Они действительно похожи, но с некоторыми отличиями».
Если бы вы были тренером, вы бы позволили им играть вместе?
«В команде желаний да… Леао слева и Квара справа, которая к тебе возвращается слева».
Что дают грузины и португальцы своим командам?
«Смертельное оружие, это скорость исполнения, а потом умеют создавать пространства для нападающего».
Вы знаете толпу Сан-Сиро. Насколько это повлияет на первую игру?
«Очень, очень. «Сан-Сиро» всегда был для нас двенадцатым игроком, когда ты играешь за «Милан», в твое сердце вшиты цвета, и ты не можешь разочаровать болельщиков. Всегда нужно выкладываться на 110 процентов, и тогда приходит удовлетворение».
Больше историй / Матч
«Ювентус» — «Милан» 0:1: пять вещей, которым мы научились — небольшие усилия, большая награда
Фотографии: игроки «Милана» реагируют на победу «Ювентуса» в социальных сетях – «ЛЧ, мы идем»
Итальянские газеты хвалят Жиру после «беспощадного» гола в ворота «Ювентуса»
Каладзе о поддержке «великого человека» Анчелотти во время личной трагедии
Великий «Милан» Каха Каладзе рассказывает о роли Карло Анчелотти в травматический и трагический период его жизни в эксклюзивном интервью для нашего подкаста Зная Карло .
Каладзе провел восемь лет, полных трофеев, с Анчелотти во время пребывания тренера «Эвертона» в «Милане».
В то время как Каладзе процветал на поле в составе команды, вызывающей зависть Европы, он переживал душераздирающий опыт в личной жизни после того, как его брат Леван был похищен в 2001 году и найден мертвым четыре года спустя.
В откровенном интервью Official Everton Podcast Каладзе подробно рассказывает о боли и страданиях, которые он испытал, и о том, как Анчелотти и его товарищи по команде «Милана» помогли ему «встать и продолжать».
«Я помню, как мне позвонили и сообщили, что тело моего брата найдено, что он убит», — говорит он.
«Вы не можете подобрать слов, чтобы выразить это чувство.
«Я хотел бы воспользоваться этой возможностью, чтобы поблагодарить Карло, клуб и всех игроков и всех, кто участвовал в такое трудное время.
«Мы с Карло много разговаривали. Но это было настолько ужасно, что мы старались не говорить об этом.
«Мы бы говорили о другом. Для меня Карло был другом. Это было самым важным».
Слушайте Knowing Carlo с Кахой Каладзе ниже или нажав здесь.
Официальный Эвертон · Зная Карло: Эпизод 4. Каха Каладзе
Защитник Каладзе входил в состав команды «Милан», которая выиграла Лигу чемпионов под руководством Анчелотти в 2003 и 2007 годах.
Он объясняет, как позитивная атмосфера, созданная в команде легендарным менеджером, сыграла ключевую роль в успехе команды.
Каладзе говорит: «Карло нашел время, чтобы познакомиться со всеми нами. Не только как футболисты, но и как мужчины.
«Он спокойный человек и отличный человек.